Железо рождает силу. Сила рождает волю. Воля рождает веру. Вера рождает честь. Честь рождает железо.(c)
читать дальшеЭти разбойники считали себя освободителями, мстителями, борцами за свой народ... и еще тысячей громких названий. Иримэ было плевать. Иногда мира нельзя достичь без кровопролития. Иногда нужно сперва убить всех, кто еще хочет воевать. Именно поэтому, когда закончилась Война Гнева, она отпустила тех своих воинов, кто желал спокойной жизни, а потом отпустила тех, кто не готов был влезать в такую мерзость, даже ради блага всех, кто оставался в Эндорэ. И даже ради нее, чего уж там. С ней осталось меньше сотни, да и сейчас здесь были не все. Потом их назовут палачами, карателями, извергами - или просто предпочтут забыть, посчитав, что северяне и эдайн перестали грызться друг с другом сами по себе. Лалвендэ это тоже не очень-то волновало. На ней грязи было уже столько, что новой и липнуть некуда, а очередные возмущения тех, кто боится запачкать руки, или кого она просто бесит сама по себе, уж точно погоды не сделают. И что бы там ни говорили и ни думали, скоро на Севере настанет мир - и без разницы, какой ценой.
Очередное гнездо пало быстро. Врагов здесь не ждали. Неуловимая и грозная Молния наконец допустила ошибку, и вот она за нее поплатилась. Тем не менее, отбивались они отчаянно, и выживших было немного - собственно, живыми они старались не сдаваться. А зря. Теперь везде лежали тела, а почти голые, поросшие кое-где мхом камни, стали скользкими от крови. Один из северян упал прямо в костер, расплескав готовящуюся еду, и теперь запах сгоревшей похлебки мешался с запахом его тлеющих волос и обожженной кожи. Сочетание получилось мерзкое. Чуть поодаль к скале жались северянки: старые, молодые и совсем девчонки. Пленницы,которых отбили у вастаков и не только. И не только...
И над всей этой картиной светило яркое, хоть и уже неласковое осеннее солнце, золотом играя на пожелтевших листьях единственного на стоянке низкорослого куста. Воздух холодный, звонкий и чистый - вернее, был чистым, пока люди и эльфы в своих разборках не загадили его. Горные пики - кое-где темно-серые, каменные, кое-где покрытые шапками ослепительно блестящего снега - вырисовывались очень четко, и на фоне всей этой красоты предстоящее действо казалось особенно гадким.
Разбойничков выстроили в ряд, связав руки. Иримэ, как и всегда, предложила им выбор: либо отправиться сей же час на Пути, либо разойтись по домам и дать клятву никогда больше не брать в руки оружие, разе что для защиты своего дома. Хмурые мужики угрюмо переглядывались. Косматые Медведи, желтоглазые Совы, медноволосые и веснушчатые Рыси... И их предводительница - седая Молния с темными серо-синими глазами и очень белой кожей. Она знала ответ, еще не услышав вопроса, как и все они. Кано Иримэ зла, но она тоже знала, что так выйдет. Ну что ж, дело привычное... Было бы. Не успел прозвучать приговор, как от холодной скалы отлепилась девка, потом другая, потом старуха, девочка, еще старуха... Все они молча подходили к связанным и замирали, обняв их замерзшими руками.
- Вот теперь убивайте, - произнесла молодуха с синяком на скуле.
Она положила голову на плечо худому Сову. Тот попытался оттолкнуть ее, но она не ушла.
- Ты нашел меня, вызволил. Неужели я тебя брошу?
Сов улыбнулся.
Иримэ некоторое время молча смотрела на эту сцену, которая показалась бы трогательной кому угодно, но только не ей. Больше всего на свете ей хотелось плюнуть, схватиться за голову и убежать отсюда подальше. Или засветить решившей погеройствовать северянке второй синяк для симметрии. Но ничего из этого делать было нельзя, и лицо нолдэ, как обычно в таких случаях, было непроницаемо.
- Твою ж мать... - с чувством выругался один из эдайн.
Тирмо отошел на шаг от пленников, вздохнул и помотал головой. Сурэлин смотрел на нее и молча ждал ее решения. Он вообще очень редко выражал недовольство чем-либо.
- Вот, значит, как? - Лалвендэ медленно шла вдоль ряда неудачливых разбойничков, заглядывая в лицо каждому. Внешне она была совершенно спокойна - только ее пальцы нервно постукивали по серебряным накладкам на перевязи, выдавая ее настроение. Старая привычка, и мало кто уже помнил, у кого она ее, сама того не заметив, переняла. - Надеетесь, я сжалюсь над этими женщинами и отпущу вас? Для чего? Вы снова вернетесь к своему занятию и будете убивать эдайн, а я снова буду вас искать... чтобы нашлись очередные женщины, которых я не смогу тронуть? Мне не нравятся эти игры, и их не будет, - теперь она обращалась только к предводительнице отряда. - А потому снова предлагаю вам подумать. Либо вы измените свое решение, либо я прикажу оттащить от вас ваших... защитниц, - нолдэ сделала паузу, оглядывая отчаянно вцепившихся с своих освободителей северянок, - и вы все равно умрете. Другого не ждите.
Очередное гнездо пало быстро. Врагов здесь не ждали. Неуловимая и грозная Молния наконец допустила ошибку, и вот она за нее поплатилась. Тем не менее, отбивались они отчаянно, и выживших было немного - собственно, живыми они старались не сдаваться. А зря. Теперь везде лежали тела, а почти голые, поросшие кое-где мхом камни, стали скользкими от крови. Один из северян упал прямо в костер, расплескав готовящуюся еду, и теперь запах сгоревшей похлебки мешался с запахом его тлеющих волос и обожженной кожи. Сочетание получилось мерзкое. Чуть поодаль к скале жались северянки: старые, молодые и совсем девчонки. Пленницы,которых отбили у вастаков и не только. И не только...
И над всей этой картиной светило яркое, хоть и уже неласковое осеннее солнце, золотом играя на пожелтевших листьях единственного на стоянке низкорослого куста. Воздух холодный, звонкий и чистый - вернее, был чистым, пока люди и эльфы в своих разборках не загадили его. Горные пики - кое-где темно-серые, каменные, кое-где покрытые шапками ослепительно блестящего снега - вырисовывались очень четко, и на фоне всей этой красоты предстоящее действо казалось особенно гадким.
Разбойничков выстроили в ряд, связав руки. Иримэ, как и всегда, предложила им выбор: либо отправиться сей же час на Пути, либо разойтись по домам и дать клятву никогда больше не брать в руки оружие, разе что для защиты своего дома. Хмурые мужики угрюмо переглядывались. Косматые Медведи, желтоглазые Совы, медноволосые и веснушчатые Рыси... И их предводительница - седая Молния с темными серо-синими глазами и очень белой кожей. Она знала ответ, еще не услышав вопроса, как и все они. Кано Иримэ зла, но она тоже знала, что так выйдет. Ну что ж, дело привычное... Было бы. Не успел прозвучать приговор, как от холодной скалы отлепилась девка, потом другая, потом старуха, девочка, еще старуха... Все они молча подходили к связанным и замирали, обняв их замерзшими руками.
- Вот теперь убивайте, - произнесла молодуха с синяком на скуле.
Она положила голову на плечо худому Сову. Тот попытался оттолкнуть ее, но она не ушла.
- Ты нашел меня, вызволил. Неужели я тебя брошу?
Сов улыбнулся.
Иримэ некоторое время молча смотрела на эту сцену, которая показалась бы трогательной кому угодно, но только не ей. Больше всего на свете ей хотелось плюнуть, схватиться за голову и убежать отсюда подальше. Или засветить решившей погеройствовать северянке второй синяк для симметрии. Но ничего из этого делать было нельзя, и лицо нолдэ, как обычно в таких случаях, было непроницаемо.
- Твою ж мать... - с чувством выругался один из эдайн.
Тирмо отошел на шаг от пленников, вздохнул и помотал головой. Сурэлин смотрел на нее и молча ждал ее решения. Он вообще очень редко выражал недовольство чем-либо.
- Вот, значит, как? - Лалвендэ медленно шла вдоль ряда неудачливых разбойничков, заглядывая в лицо каждому. Внешне она была совершенно спокойна - только ее пальцы нервно постукивали по серебряным накладкам на перевязи, выдавая ее настроение. Старая привычка, и мало кто уже помнил, у кого она ее, сама того не заметив, переняла. - Надеетесь, я сжалюсь над этими женщинами и отпущу вас? Для чего? Вы снова вернетесь к своему занятию и будете убивать эдайн, а я снова буду вас искать... чтобы нашлись очередные женщины, которых я не смогу тронуть? Мне не нравятся эти игры, и их не будет, - теперь она обращалась только к предводительнице отряда. - А потому снова предлагаю вам подумать. Либо вы измените свое решение, либо я прикажу оттащить от вас ваших... защитниц, - нолдэ сделала паузу, оглядывая отчаянно вцепившихся с своих освободителей северянок, - и вы все равно умрете. Другого не ждите.
- Я уже говорил тебе, такое у людей свойство - им проще видеть на другой стороне чудовищ, а не себе подобных. И эдайн в этом мало отличаются от северян.
Чем дальше они шли, тем чаще были слышны странные звуки и призрачные голоса. В особенности, когда после поворота обнаружилось два прохода - один вел вверх, к выходу, а другой - вниз, к шахтам. Некоторым казалось, что из последнего кто-то зовет их на помощь, но никто даже не обернулся. Только Бердир быстро достал из сумки каменную фигурку в виде грубо выточенного сидящего человека, что-то шепнул ей и убрал обратно.
Когда голоса снизу стали громче, девочка снова вся сжалась.
- Что это? - тихонько спросила она у Бердира, кивнув на сумку.
Сурэлин промолчал. Он смотрел по сторонам, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.
- Это... - Бердир сделал паузу, подбирая верное определение, которое будет понятно девочке, - в какой-то мере, моя родня. У друэдайн принято вырезать из камня такие фигуры, они несут в себе часть силы того, кто их сделал, и охраняют от бед и неудач. Примерно так же, как у вас обереги. Но обычно их делают в человеческий рост и ставят у дороги или около дома, но эта маленькая, чтобы я мог носить ее с собой. Ее подарил мне мой отец, а значит, какая-та часть его души всегда рядом со мной, и я могу попросить у него помощи или совета.
- А у нас совсем нет оберегов, - сказала она. - У других северян есть и много, а у нас нет.
Ход вел все дальше и дальше вверх, и вскоре появились грубые каменные ступени. Выход был близко, и, наверное, уже повеяло бы свежим горным воздухом, если бы здесь отряд не уперся в плотную и очень толстую стену паутины. Кое-где ее пытались прожечь или прорубить, но белые нити лишь местами оплавились и закоптились,и дрянное орочье оружие тоже не причинило ей существенного вреда. Но теперь паутина несколько высохла, хотя ее явно иногда подновляли, так что, изведя остатки масла и порядком испачкав клинки в липкой дряни, эльфы и эдайн выбрались наружу.
Мощная решетка была поднята, а широкие железные двери распахнуты настежь. Впереди виднелись высокие горные пики, освеженные с востока солнечными лучами, которые из по-утреннему розовых уже сделались золотыми.
- Как это хорошо, когда просто дышишь, - сказала она, ни к кому не обращаясь.
Она смотрела и смотрела, как утро переходит в день и по- осеннему неласковое солнце золотит горы.
- Вот чего я точно не хочу знать, так это сколько нам пришлось бы откапываться, - усмехнулся Бранвег.
- И к нам бы все равно пожаловали унголы - толку-то? - ответил ему Хеледир.
Перевал действительно оказался рядом, и прямо на нем и разбили стоянку. Эльфы и люди были так измотаны, что их едва хватило, чтобы собрать кое-какой костер из местной скудной растительности, и после этого практически все повалились спать. Благо при дневном свете гигантские пауки точно не решатся вылезти. Дежурить остались только Иримэ и Сурэлин.
Тирмо догнал их уже тогда, когда стоянка была организована, и если по дороге он держал свои мысли и чувства при себе, то сейчас эльф выглядел совершенно подавленным. Он сильно сутулился и как будто постарел на несколько лет. Иримэ обернулась к нему и тихо вздохнула. Таким он не был даже тогда, когда они встретились два года назад. Но тот, казалось, не обращал ни на кого из присутствующих ровным счетом никакого внимания. Молча пройдя мимо спящих людей и эльфов, он уселся на камень неподалеку от стоянки и долго, каким-то пустым вглядом смотрел вдаль. Ярко блестящий снег слепил глаза после темного подземелья, но Тирмо не замечал этого, словно вообще ничего не видел.
Потом что-то ее разбудило, Тэа не поняла, что именно. Матери не было. Осознание утраты, до этого затмеваемое страхом, усталостью и чарами Эстендура, теперь накатило волной. К горлу подступил ком, дышать стало трудно.
- Тэа, что с тобой?
- Больно, - только и смогла выдать маленькая аданет. - Без мамы плохо. Не могу я без нее.
Тэа опустила голову, а потом и вовсе свернулась калачиком, не желая никого будить.
- Скоро станет легче, обещаю тебе. Горе пройдёт, и останутся только светлые воспоминания, ведь у тебя была хорошая мать. А теперь постарайся отдохнуть. Когда ты проснешься, будет не так тяжело.
Больше всего ему хотелось слиться с этими камнями, не думать и вообще не быть. В мире нет ничего случайного, и, должно быть, он вернулся сюда, чтобы завершить то, что не сумел сделать два года назад. Или намного раньше - это как посмотреть. Но так или иначе, он не смог. Тирмо почувствовал приближение знакомой фэа раньше, чем услышал тихие шаги за своей спиной. Он все так же молчал, только сдвинулся на камне так, чтобы Иримэ могла сесть рядом.
Скосив на них взгляд, Сурэлин едва заметно улыбнулся получившемуся совпадению.
Тэа сама не заметила, как по ее щекам потекли слезы, а, увидев, пробормотала извинения и спрятала лицо в ладонях.
Иримэ не смотрела на него и не торопила. Она просто была рядом и готова была выслушать, и Тирмо знал, что она просидит так столько, сколько нужно. Так было всегда - она давала ему возможность выговориться. которой он мог воспользоваться, а мог - нет, и она не посчитала бы это недоверием. Потом она давала ему совет или просто говорила что-то ободряющее - но никогда не жалела, и за это он был благодарен.
"Я не один раз пытался сбежать. И иногда мне почти удавалось. Почти," - начал он. Короткие и тяжелые "слова" падали, словно камни, срывающиеся вниз.
Ответом ему было молчание. Иримэ не перебивала ему, давая собраться с мыслями.
"Однажды я сделал большую глупость. У нас был отличный план, который мог бы удаться, если бы один человек не разболтал обо всем охране. Помнишь, я рассказывал тебе веселую историю про северянина и грибы?"
Иримэ кивнула.
"Но ты не говорил мне, что было потом."
"Верно, потому что тогда история была бы совсем не веселой. И я умолчал еще кое о чем. Тогда я пообещал тем, кто решился бежать вместе со мной, что мы либо выберемся отсюда, либо разделим одну участь. Это воодушевило их - но ты и без меня знаешь, какую силу имеют подобные речи. А потом нас поймали - все три десятка человек, не считая тех, кто погиб в стычке. А после отобрали десяток самых полезных, остальных же согнали в забой, где уже давно ничего не добывали. И замуровали там живыми, - в этот момент Тирмо хотелось схватиться руками за голову и выть, но он "говорил" ровным, лишенным эмоций тоном. - Стенку намеренно сделали прочной, но недостаточно толстой, чтобы заглушить звуки. И каждый раз, когда нас вели на работу, мы слышали их."
"И одна из феар не смогла уйти, верно?"
"Да. Его звали... зовут Галвион - отличное имя для такой участи, правда?"
"Судьба любит пошутить. И делает это, как я посмотрю, слишком часто."
"Он потерял рассудок и умер, проклиная меня. Эта была единственная мысль, которой жила его фэа все эти годы. Я нашел его сегодня и пытался уговорить уйти. Но он меня не слышал. Он только кричал, что это я должен был быть на его месте. И хотел, чтобы я остался там навсегда и сдержал свое слово, которое дал так опрометчиво. Я не смог ни убедить его, ни исцелить от безумия. Ни сдержать свое слово."
"... вернее, не посчитал нужным сдержать, потому что ты не хотел для него такой участи и не виноват в ней," - уточнила Иримэ.
"Нет, виноват, пусть и отчасти. И не смог бы, даже если бы хотел."
"Я тоже многих не спасла, как ни старалась, - эльфийка придвинулась ближе и обняла его за плечи. - Тебе легче - ты знаешь, что скоро Море принесет ему покой."
"Но это не отменяет..."
"А я и не пытаюсь тебя уверить, будто ты был прав, дав необдуманное обещание. Хуже того, ты знал, что тебе легко могут не позволить его выполнить. Но твоя смерть уже не помогла бы несчастному безумцу"
"И как мне теперь быть?" - вопрос был откровенно глупый, но эта мысль, даже не облеченная в слова, промелькнула в его разуме раньше, чем он успел запрятать ее подальше.
Иримэ могла бы сделать вид, что ничего не заметила и промолчать, но она "сказала" в ответ столь же самоочевидную вещь:
"Запомнить ошибку и жить дальше."
Они еще долго сидели рядом и смотрели на возвышающиеся над ними горные пики, не щурясь от яркого солнца. Тирмо знал, что сейчас ему стоило бы пойти отдыхать, но в душе была только темная, гулкая пустота, и никуда двигаться не хотелось.
Когда перевалило за полдень, Иримэ поднялась со своего места на камне и стала будить своих бойцов, чтобы продолжить путь. Стоило до вечера пройти по перевалу еще хотя бы немного. Сурэлин остторожно потряс Тэа, которая по сути спала у него на руках.
- Просыпайся, нам снова пора идти.
- Мы уже идем, да? - спросила Тэа, поднимаясь.
После сна на душе было легче, чем до него, хотя в груди то и дело что-то сжималось.
Сурэлин достал из сумки и потянул фляжку с водой и хлебцы, которые каким-то необъяснимым образом выглядели и пахли как совсем свежие. Поскольку воды поблизости не обнаружилось, а люди и эльфы слишком устали, чтобы идти ее искать, готовкой на этот раз никто не озаботился.
- Дорогу на юг я доподлинно не знаю, - тем временем объяснял Тирмо, который уже вполне пришел в себя и переключился на насущные вопросы. - Но она точно здесь есть. Два года назад этим путем - на юг, в обход Воинства Запада, или на север бежали все окрестные твари, так что я свернул на запад. По идее, путь должен быть довольно коротким, только вот проходить рядом с развалинами Ангбанда.
- Да я смотрю, кто-то собрался показать нам самые чудесные места Белерианда! - рассмеялся Хеледир. Остальные тоже оценили шутку, только Иримэ было совсем не весело.
- Тогда у меня тоже есть долг, который нужно вернуть, - тихо сказала она, ни к кому особенно не обращаясь.
В слова Тирмо она не вслушивалась.
Девочка оглядывала горы и небо, как будто заново знакомясь с миром вокруг себя.
Этот перевал не был таким крутым, и через него шла проторенная дорога. Словом, идти было бы не в пример проще, если бы не приходилось то и дело обходить или перебираться через огромные завалы.
А к вечеру по правую руку показались очертания высоких, но изломанных и полуразрушенных башен Твердыни Тьмы. Завидев их, Хеледир снова вернулся к своим шуткам насчёт того, что Тирмо вдруг решил устроить всем незабываемое путешествие. Эльф на это заметил, что может может потом и прогулку по Эред Горгорот устроить, для тех, кому неймется.
На ночь остановились совсем недалеко от развалин крепости, так что на закате стоянку накрыли длинные чёрные тени от остатков укреплений.
- А она может меня увидеть? - спросила девочка у северянки, что снова стояла рядом и тихо посмеивалась. - Ну, раз она тоже здесь.
- Кто знает, маленькая, кто знает...
- Но тогда... - Тэа округлила глаза. - Она будет думать, что я неправильная. Ой. А какая правильная на самом деле?
- А вот этого уже никто не знает.
Тэа потрясла головой, отгоняя воспоминания. На огне закипала вода.
Сурэлин, походя к котелку, чтобы снять его с огня, легонько погладил по волосам замечтавшуюся девочку. Когда у та не была настолько вымотана, чтобы сразу уснуть, он обычно не тратил время зря и рассказывал что-нибудь интересное, но сегодня словно воды в рот набрал. А еще эльф старался ни с кем не встречаться взглядом и ни с кем не заговаривал. К счастью, его, должно быть, здесь хорошо знали, так что никто к нему и не лез.
- Я вас оставлю на некоторое время, - вдруг объявила Иримэ, и ее слова в повисшей тишине казались какими-то слишком громкими. - Вернусь к утру или раньше. Мне нужно... поговорить кое с кем.
это объяснение явно не удовлетворило ее воинов, но лишних вопросов никто не задавал.
А нолдэ свернула с основной дороги, идущей вдоль укреплений, и стала карабкаться вверх напрямик - это было быстрее, чем искать нормальный поворот и вход - если он вообще здесь был. Она не так-то редко бывала в горах, поэтому подъем почти не утомил ее и занял не больше часа. Даже сейчас, когда Твердыня была мертва, отношение к ней этого месте явственно чувствовалось. Какая-то сила словно пыталась замедлить ее продвижение и заставить повернуть назад, мелкие камушки то и дело норовили выскользнуть из-под руки или ноги, не давая удержаться. Но Лалвендэ бывала здесь тогда, когда Ангбанд сопротивлялся по-настоящему, а не просто с ней приключались мелкие неприятности, так что она не придавала этому значения. Наконец, ловко спустившись с очередного недавно образовавшегося каменного завала, она оказалась около зияющего непроглядной чернотой пролома в стене. Каменная кладка раскололась, но не от ударов осадных машин или таранов, а от сотрясения гор, когда с неба упал величайший из драконов. Должно быть, в эту часть Ангбанда действительно никто не добрался, или это произошло через много дней после штурма. Так или иначе, разрушений здесь было немного, но трещина в стене была широка, и Иримэ, не колеблясь ни минуты, полезла в нее.
Знакомая, давящая темнота окутала ее. Сами стены желали, чтобы она ушла. Или умерла. Но это было лишь бледным отголоском того, что ей довелось испытать, причем дважды. Но это было не все. Теперь нужно было позвать то существо, ради которого она сюда и пришла - тем способом, который уж точно этим камням не понравится.
Выбравшись из темного, лишенного окон помещения в довольно хорошо сохранившийся коридор, Иримэ прошла немного дальше и свернула в довольно просторную комнату с высоким стрельчатым окном. Здесь был чей-то кабинет, или что-то вроде того - по крайней мере, сохранились письменный стол и пара обитых вылинявшим бархатом кресел. Усевшись в одно из них, эльфийка затянула песню, сплетая образы, сперва тихо, но затем все громче и громче.
Над землями, бессчетные годы освещавшимися лишь звездным светом, впервые восходила Луна, и мир замер в восхищении. Белые ночные цветы распускались навстречу новому светилу, густые травы отливали серебром в его свете, а звезды, вышитые на стягах воинства, только что ступившего на земли Эндорэ, сияли и казались настоящими...
Иримэ надеялась, что Айолли ее услышит. И придет, если захочет.
Эти мысли прервал звук торопливых шагов - легкий шелест босых ног по камню. Айолли стояла сзади. Она по-прежнему выглядела как в тот год, когда Иримэ сбежала из плена, но теперь вышитая рубаха разорвалась, обнажив острое плечо, а на осунувшемся лице как будто и вовсе остались одни помутневшие от слез глаза.
- Я не хотела чтобы ты мучилась, но в итоге сделала еще хуже, - проговорила она, когда молчание уже слишком затянулось. - Прости меня.
- Мне больнее уже не будет, а ее тебе не жаль - просто сказала она, и ее голос был таким же осипшим, как после пещеры с драконом. - Зачем ты звала меня?
Легкий ветер застонал в разрушенных коридорах, и по лицу Айолли пробежала тень.