Нашла картинку, которая объясняет те вещи, которые я устала объяснять.
Все так, разве что последний пункт встречается исчезающе редко.

@темы: картинки

---

ФБ пост

Никуда в итоге не иду (но это не точно), здесь будет список на почитать, чтобы не потерялось.
Вообще в этом году интересного завезли мало, увы

Остальное

@темы: толкин, SW

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Про ДнД

Здесь не будет полноценного отчета, потому что он получился бы скучным, и мне просто не особо хочется его писать.

Многобукав, довольно сумбурно.

Игру обещали про приключения и хоррор. Дескать, есть остров, на котором раз в 400 лет всплывает P'льех затонувший город Таларион, повсюду рыщет монстра, в мире творится жуткая и безумная хрень. И вот оно всплыло, что неудивительно.
Жутенькая атмосфера там действительно была, да такая, какую я раньше на полигоне не видела. В данжах можно было очень немало кирпичей отложить, особенно ночью. Народ великолепно постарался с антуражем, историями, отрыгышем. Вот так крадешься ты в темноте через лабиринт, сделанный так, что реально теряешься, рядом, совсем близко, завывает неведомая тварь, так, что ты не понимаешь, она правда приближается, стоит на месте, или просто звукозапись. А ты безоружен и в общем-то совершенно беззащитен, потому что блуждаешь по снам-воспоминаниям безумной девушки, душу которой захватило чудовище. И прочее в таком духе.
Собственно, в данжи и приключения я и поиграла. И у меня это, увы, не получилось.
Теперь я немного выдохнула, перестала играть с лайку-самоедку и понимаю, что причин тому две: мои собственные косяки и то, что я была не на своем месте и выполняла совсем не свои задачи.
Мой друг позвал меня вместе приключаться и проходить главный квест. В общем, мир спасать. Кроме того, поскольку мне надоело играть в чистый функционал, я придумала себе кое-какую безумь, как раз в духе игры.
В итоге большую часть игры я просто ходила хвостом за моим другом, просто потому что деваться было толком некуда. Нормально поиграть мне не перепало, в данжах я конкретно лажала, или мне не везло, что по факту одно и то же. Словом я ужасно недовольна собой за невыполненную задачу. И по этому поводу мне до сих пор ужасно грустно.
С другой стороны, роль умной свиты вида "телохранитель, помощник и немножко мозга на выносной подвеске" - это совсем не моя роль, она мне не нравится и, честно говоря, я считаю, что такое давно уже переросла. На такое я могу согласиться только по большой дружбе, и если человеку очень надо. И обычно все-таки у меня есть возможность быть вторым номером, полноценным участником процесса, а не просто девочкой с ковырялом. В этот раз я именно девочкой с ковырялом и была, да у меня еще и не получалось! Да, стоит признать, что данжи - не мое. И либо учиться этому, либо забить вовсе. Но на игре я чувствовала себя настолько ненужной и бесполезной, что мне хотелось послать всех в пешее эротическое и свалить с полигона.
При этом редкие куски игры в другое мне отлично заходили. Так, я проснулась как-то утром, обнаружила что народ пытается строить храм Темпуса (жрецом которого я была), организовала процесс. Потом, когда снова до храма руки дошли, в первый раз в жизни проводила ритуал с описанием "20 минут отыгрывай что-нибудь, чтобы красиво было". И я громко и выразительно гнала эти 20 минут, при этом народу понравилось так, что народ долго меня обнимал.
И вообще скилл огранизовывать вокруг себя разумную деятельность у меня работал.
Еще я вспомнила молодость: сходила в каток и поучаствовала в обороне локации, причем не своей. Просто стрельнула шлем - и в строй. А почему бы и да? Что особенно мне льстит, в той локации собралось много очень крутых бойцов, а я даже успела кое-кому из нападающих нащелкать.
Скилл тихо ходить ночью и хорошо ныкаться тоже не потерян. А монстра ходила по полигону катками, да так, что мы во вторую ночь дважды пытались выйти из локации с интервалом минут в десять и вписались два раза в катки монстры. Причем в разные. А в третью ночь за мной ачивка: залечь меньше, чем полуметре от дороги, на углу, где нет ни деревьев, ни кустов, и остаться незамеченной толпой с фонарями.
Ну и еще одна ачивка, не относящаяся к игре: довести до локации три ужравшихся в дугу тела, когда ты каждого из тел заметно мельче, а выпила больше них.
И наконец, ачивка, связанная равно со мной и... с положением звезд, наверное. Я словила какое-то эпическое количество рассуждений на тему "тыжедевочка" в свой адрес. Такое, что даже стала считать и сбилась. Больше двадцати точно. За некоторые мне очень хотелось сломать человеку лицо прямо на месте, но обстоятельства и обязательства помешали мне это сделать, от чего у меня тоже до сих пор подгорает. А началось все со следующей сцены. Строяк, народ спешно доделывает ворота. Стою я около тех самых ворот и пилю ножовкой доску. Пилю не очень быстро, потому что отпилить ее надо очень ровно. Никого не трогаю. И тут слышу дивное. "Девушка, можно с вами сфотографироваться?" - спрашивает какой-то парень. Как оказалось - даже не из локации, а местный деревенский, который пришел со строяком помочь. Я, еще не догоняя, в чем дело, спрашиваю, что во мне такого примечательного. Оказалось, чувак не представлял, как баба может обращаться с пилой, молотком и прочим инструментом. Долго спрашивал, зачем мне это надо, не извращенка ли я, и не пытаюсь ли так выделываться. Но местный - ладно. Так еще два парня из локации присоединились. Итого: стою я, пилю доску, а вокруг меня бегают три мужика, удивляясь, как же такое может быть. Нет, удивлялись хотя бы без наездов, просто диво дивное увидели. Не знаю, что стало не так с этим миром, но "тыжедевочка" меня реально преследовала все игру.
А после игры была чудесная дорога в рассвет в полчетвертого ночи. Розовая полоса на небе, на фоне которой черным вырисовываются силуэты полуразвалившихся зданий заброшенной части деревни, пустая дорога, и где-то неподалеку кричат птицы. И мы идем к станции, чтобы успеть в четыре на электричку. Хорошо было.

Итоги, вкратце.
1. Игра была реально крутой, но конкретно у меня задалась. Я разочарована собой и переваривать это буду долго.
2. В том качестве, в котором ездила, больше не поеду.
3. Мне понравилось ритуалить и вообще играть жреца.
4. Выезд в лес - это всегда хорошо и многое искупает.
5. Не буду говорить, что зря поехала. Ехать надо было. Но - не так.

@темы: РИ, дыбр

---

Вернулась с ДнД

Ну чо, ачивка. Самая неудачная игра в моей жизни. Нет, сама игра была весьма хороша. Сюжет, данжи, игроки, атмосфера - все прекрасно.
А вот я слажала везде, где только можно.
Я надеялась выйти за рамки своего обычного функционала, задорно поиграть и немножечко повысить ощущение собственной полезности. Вышла хрень. Ну увы. Дура здесь только я.
И нахрена я, спрашивается, так много о себе думала и чесала ЧСВ без причин? Гребаный стыд.
Абыдна.

Upd. Позитив, умные размышления на тему, фотки и всякое прочее воспоследуют, но сейчас я про это не могу.
Кому что обещала написать, ответить и вообще - напишу и отвечу, но тоже чуть позже.

@темы: РИ, дыбр

---

Пакую вещи и еду на игру по ДнД под Рязань. Удачи мне.

@темы: РИ, дыбр

---

Поздравления псто

Гэллиан, с днюхой!)))
Я так много раз говорил тебе, какой ты замечательный, но скажу еще раз - ты замечательный))) Ты офигительный друг, у тебя шикарные идеи, и вообще я не перестаю радоваться, что однажды во времена давние я стал играть в словесочку и нашел брата)))
По классике сил-счастья-здоровья и лучей любви и добра. Чтобы семья только радовала, не работке не слишком задалбывали, а хорошие друзья всегда были рядом.

А в качестве поздравления будут огнелисы. Белые. И я в курсе, что изначально на артах другое

ЕЩЕ!

@темы: картинки, поздравлялки

---

Мысль дня

Меня уже не раздражают люди, которые говорят про других за глаза то, что никогда в глаза не скажут. Мне просто очень хочется прямо спросить, как они потом мне будут косточки перемывать.
Иногда я сама этим грешу, увы. Впрочем, исчезающе редко, и это хорошо.

@темы: размышления, дыбр

---

26.04.2018 в 14:16

Пишет  Раника:
Мы это видим.
Знаете, что это?

Нет, не горное ущелье ночью в метель. Это поверхность кометы Чурюмова – Герасименко. 25 минут съёмок зонда «Philae» Европейского космического агентства (ESA), которые он успел передать космическому аппарату «Rosetta», перед тем как брякнуться об эту самую комету.
А мы можем увидеть поверхность на которую никогда не ступала (и не ступит) нога человека, которая чудовищно далеко от нас, и снег на скалах не снег и мельтешение - не метель, а наэлектризованные частицы пыли и возможно камни - не камни, а тоже лёд.
Потрясающе

@темы: прекрасное, картинки

---

На случай важных переговоров

Это же надо много лет нежно любить творчество Губермана - и проглядеть вот это прекрасное.

Кто светел, чист и непорочен,
исполнен принципов тугих,
обычно тяжко заморочен
мечтой улучшить и других.

Клеймящих недостатки и пороки
я тьму встречал на жизненном пути,
они бубнили мне свои упрёки,
а я им говорил, куда пойти.

(c)

На случай встречи с моралфагами в белых плащах)

@темы: прекрасное

---

Восстанавливала черновики, наткнулась на недописанное графоманство. Дописала.
Упоротое, от лица персонажа и про хэдканонных хитлумских партизан. Если вы не любите упоротые хэдканоны, не ходите дальше)

(Про одну девочку)

Девочку зовут Хисиэль (нет, имя не квенийское, а синдарское с ошибкой), девочка родилась после Нирнаэт. Когда девочке было одиннадцать, к ее матери пришли за данью, платить было нечем, и вастаки потребовали отдать дочь. Мать схватилась за топор, а потом бежала вместе с девочкой в предгорья. Девочку могли отправить в Гавани, но она не далась - в смысле, сбежала и вернулась. Так и выросла, научилась рэзать врагов, а больше ничему особо не научилась, и понятия о жизни отрастила соответствующие.
Собственно... эээ... колыбельная ее "авторства".
Осторожно, странный стиль с переходами от просторечия к пафосу, кровищща и эдайнбыникагда
И вообще не рекомендуется тем, что умеет отличать плохие стихи от хороших. Ибо хорошие я не умею, увыц(

(Читать)

Как бежит по листьям дрожь,
Вечер темен и пригож,
Как на орка да вастака
Наточу я острый нож.

Спи спокойно, спи мой враг.
Ночь - опасная пора.
Коли будет мне удача -
Не дотянешь до утра.

Говорят, что у ножа
Кровожадная душа.
Лунный свет на острой кромке
Отражается, дрожа.

Он откован вдалеке,
Но привык к моей руке.
Как поганой крови ночью
Литься бурно, что реке.

Строил дед мой крепкий дом,
Да вастак пирует в нем.
Как сгустится тьма ночная,
Мы с ножом к нему придем.

Рыщут орки по горам,
По равнинам да холмам -
Будет славная работа
Острым стрелам и клинкам.

Слышен на земле моей,
Свист кнута да звон цепей.
Плач возносится к руинам
Белостенных крепостей.

Верный нож - товарищ мой,
Да мой плащ - туман ночной,
Как врагу порежу глотку
Я не дрогнувшей рукой.

Как бежит по листьям дрожь,
Вечер темен и пригож,
Как на орка да вастака
Наточу я острый нож...

@темы: творчество, толкин, фанфики

---

Минутка нытья

(собственно, нытье)

Только на улице сделалась офигенная погода... кто заболел? Тот я.
Позавчера почти не могла говорить, теперь второй день у меня голос такой, как будто я 20 лет подряд смолю махорку. А еще я еле ползаю, как же без этого.
И конечно, ребенок тоже недавно болел, и выписать бы уже ребенка - но фигушки.
А в окно посмотришь, и так хочется гулять, что прям сил нет терпеть.
Абыдна.

Upd.

Мда, решила я поныть. И тут же - вишенка на торте.
Еще до кучи у ребенка зуб заболел. С зубами у ребенка трындец, причем, увы, наследственный. Но впаяло именно сейчас.
Ах тыж е-мае...

запись создана: 20.04.2018 в 11:41

@темы: дыбр

---

Ролевой моб

Как увидела, сразу утащила. Ибо не могла не)))

18.04.2018 в 11:24

Пишет  Арджи Линсе:

Ролевой флэшмоб
Утащено у  Aone из ВК.

Хочу запустить своеобразный флэшмоб ролевого добра.

Давайте порадуем и простимулируем друг друга следующим образом!)
В комментах к этой записи или в личке вспоминаем какой-нибудь яркий эпизод на какой-нибудь игре с участием моего персонажа. Возможно, мы были задействованы в нем вместе — а возможно, вы наблюдали со стороны. Главное — чтобы какой-то из сыгранных мною персонажей в нем участвовал, и этот эпизод реально был для вас вперсонажно/ игроцки ярок и значителен.

Тащить себе — можно и нужно, давайте множить позитив и обмениваться ностальгически приятными воспоминаниями)

@темы: флешмоб, РИ

---

Это же эльфы, у них же эмоции! (с)

Задумалась, а откуда взялся в фандоме стереотип о том, что эльфы намного более чувствительные, эмоциональные и ранимые существа, чем люди. Дескать, они так легко ломаются морально, впадают в тоску, и вообще дивные фиялки. Цитату из заголовка поста я слышала не раз и от разных людей.
А по канону и логике получается следующее.
Эльфы, так же, как и люди, появились в Третьей Теме Музыки, то есть как ответ на Искажение. Они были созданы, чтобы жить в искаженном мире. Да-да, потом всем теоретически светит Арда Энвиньянта, но до нее эльфы должны жить в том, что есть, и никуда из мира не денутся. И, очевидно, должны быть там жизнеспособны.
Итого, дано: теоретически бессмертные существа, созданные для того, чтобы жить в мире, в котором они неминуемо столкнутся со страданиями, смертью, потерей близких, несправедливостью и прочими неприятными вещами.

(Простыня, вброс, многабукав)

Заметим, что и пробудились они в довольно опасном месте, а не в райском уголке в Амане, и переселение их в Валинор было инициативой Валар, а не инструкцией от Эру.
Сразу по пробуждении эльфы столкнулись с кучей проблем, от банальных голода и холода, до темных тварей, рыщущих вокруг и, в некотором томе возможно, лично Моргота. И там они освоились. Жизнь у них была не очень-то легкой, но все же не настолько ужасной, чтобы они побежали от Куйвиэнен в панике при первой возможности. Некоторые и остаться захотели, даже когда узнали, что есть альтернатива. Ни разу не фиялками получаются эти эльфы.
За свою очень долгую жизнь эльф неминуемо сталкивается с проблемами и должен быть устроен так, чтобы не поехать от этого крышей. И тех проблем несоизмеримо больше, чем у человека, просто в силу того, что человеческая жизнь короче. Более того, эльф привязан к миру и будет существовать в нем до самого его конца. При этом вряд ли Эру планировал получить на выходе все оттенки депрессивных расстройств.
Словом, я вижу здесь простую логику: чем дольше живет существо, тем больше испытаний может выпасть на его долю, а следовательно, тем более прочной и гибкой должна быть его психика.
Кроме того, есть и еще одно обстоятельство. Запас прочности психики должен соответствовать запасу прочности тела, иначе какой-то очень странный перекос получается, в сторону сильномогучих истеричек. То есть если эльф может физически перенести лишения, которых человек не выдержит, или восстановиться после смертельных для человека ранений, то и морально он должен быть крепче.
Так что крыша у эльфов приколочена куда прочнее, чем у нас с вами. А если уж вдруг что-то с крышей случилось, то восстанавливаться она должна быстрее и проще. А вот, кстати, со сломом морали и принципов все получается сложнее и тоньше, но это уже другая история.
Но это общие рассуждения. А что с конкретными примерами в текстах? А вот что.
Провисел Маэдрос тридцать лет на скале, потом Фингон ему еще руку отрубил - и ничего, восстановился Маэдрос, так и остался самым адекватным из братьев, правитель, полководец и вообще молодец.
В это время Второй и Третий Дома те же тридцать лет шли по льду - и ничего, включили адекватность и даже не припомнили Феанариони все хорошее.
Государства Кольца Осады жили в состоянии постоянной войны - и про времена Осады написан один позитив, а не перечень психических расстройств.
Самый адекватный в истории Турина в Нарготронде - Гвиндор, почти двадцать лет просидевший в плену.
Список можно продолжать и продолжать. Нет, я не говорю, что эльфам море по колено, а горы по пояс, но они действительно покрепче людей.
Конечно, примеры временного (или не временного) помешательства, депрессии и прочих проблем в результате потрясений тоже можно привести. Но по причинам настолько веским, что иную реакцию представить сложно. Гвиндор не смог спокойно смотреть, как расчленяют его брата. Маэдрос и Маглор шесть веков гнались за Сильмариллами, презрели все законы и собственную совесть, потеряли все, что имели, а Камни их обожгли. Ородрет кажется слабым и сломленным - после того как пережил осаду Тол-Сириона. Келебриан после плена не смогла жить в Эндорэ и отплыла на Запад - тут мы подробностей не знаем, но по тексту понятно, что там была жесть жестяная.
При этом многие вроде бы эмоциональные поступки имеют вполне рациональные причины, так что выходит, что эльфы дают волю чувствам тогда, когда эти чувства согласны с разумом.
Опять же, это не значит, что у эльфов эмоции как у полена, нет. Просто они дружат с головой и не являются трепетными няшечками, ломающимися от каждого порыва ветерка.
А фандомные представления меня порой удивляют.

Не про что-то конкретное, а в целом, потому что накопилось.
Спонсорами поста были Маглор-страдаглор, Феанор-истеричка, Финрод-эмобой, убитый горем Финвэ, Финголфин-суицидник и многие другие.

@темы: толкин, размышления

---

Технический псто

Вряд ли кому интересен, но ему стоит здесь быть.

Я люблю писать фички, длиннопосты и прочее в черновиках дайрей.
Мне часто приходится писать с разных компов, так что хранить тексты в сети удобнее. Гуглдоки я не люблю, а в дайрях достаточно удобный редактор, да и выкладываю я потом все равно в них же.
Про черновики всегда было написано, что они хранятся два месяца, но хранились всегда годами, и ничего не пропадало. Но недавно я зашла и обнаружила, что старые черновики все-таки пропали, все, кроме самого свежего. Абыдна. Там было много ценного, что теперь писать, искать и собирать заново.
В общем, во-первых, будьте внимательны, предупреждение про два месяца теперь имеет смысл. А во-вторых, мне все еще удобнее писать всякую фигню именно здесь, но отслеживать время создания черновиков мне лень, так что здесь прибавится закрытых записей. Я не стала ото всех скрываться, там просто недописанные посты и фички)))

@темы: дыбр

---

Забавное самокопательное

Иногда на меня накатывает странное ощущение.
Я общаюсь со взрослыми серьезными дядями-тетями о чем-то существенном, и они воспринимают меня всерьез. Вау.
Причем это касается как пожизневого, так и тусовочного. С тусовочным особенно весело: я обнаруживаю, что некоторые меня вообще опасаются.
Забавно, когда ты вроде как растешь и даже типа чему-то учишься, а в твоем собственном восприятии тебе все еще 17 лет, и ты ничего не знаешь и не умеешь.
Такой вот глюк.

@темы: дыбр

---

Про Моргота, кофе и мотивацию.

Дневник нынче состоит в основном из фичков, и незачем менять эту тенденцию.
Это пересказ сна, причем не моего. Просто я услышала, упоролась и творчески переврала)))
Стебная занавесочная история про Мелькора - и этим все сказано. Абсолютно несерьезно, полный ООС, неканон и все такое. Не ищите здесь обоснуй и логику, оно не для того писалось.
Написано было несколько дней назад, но лежало, дожидаясь, пока я выложу весь деанон. Потом я хотела выложить это на 1 апреля. И выложила. А дальше прикол - я забыла открыть запись, потому что черновики пишу в закрытых на случай, если случайно опубликуется (такое со мной уже бывало). И только сейчас это заметила. Вот, исправляю.

Утренний кофе.

Утро в Ангбанде редко бывало добрым. Утро после ночного празднования победы не могло быть добрым по определению. Еще бы - мощным ударом испепелили проклятых эльфов, уничтожили или осадили их основные твердыни. Красота!
Но наутро голова у Мелькора раскалывалась так, будто кто-то из всех сил постучал по ней Грондом. А может, и правда стучал? Нет, такое вряд ли могло случиться. Еще не рискнув разлепить глаза, Темный Вала поворочался на постели, протяжно застонал и грязно выругался. Но надо как-то просыпаться и заниматься делами - кто еще им займется? Он прокашлялся, избавляясь от сонной хрипоты, сглотнул - во рту был отвратительный привкус, который нужно было срочно чем-то забить.
- Алассиэль, кофе! - взревел Мелькор. - Черный, с пятью ложками сахара!
- Да, господин, - испуганно пискнула пленная эльфийка и со скоростью пущенной стрелы выбежала из его покоев.

(читать)

Мелькор остался лежать, твердо решив, что без кофе глаза открывать не будет. Он и так знал, что увидит привычную, но несколько разгромленную обстановку и свою корону на тумбочке. И свет Сильмарилей тогда немилосердно резанет по глазам... Убрать бы от себя хоть на день эти злосчастные камни, да гордость не позволяла.
- Ваш кофе, господин, - вскоре раздалось у него над ухом.
Алассиэль испуганно жалась, протягивая на вытянутых руках золотой поднос с большой кружкой ароматного напитка. Теперь Мелькор сел, взял кружку и отхлебнул...
Глаза он открыл мгновенно - они чуть не вылезли у него на лоб. Отвратительный привкус во рту теперь не был проблемой - теперь Врага Мира чуть не вывернуло. Ну конечно. Пять ложек отборной соли. Столовых. С горочкой.
Мелькор выплюнул эту пакость, зарычал от ярости и смерил рабыню таким взглядом, каким можно было прожигать стены и плавить железо. Первой мыслью было зверски убить ее на месте. Или бросить на корм волколакам. Или отправить в шахты. Но толку с того? Он разорвал на части ее предшественницу, но Алассиэль была лучше. Она всего лишь путала соль с сахаром, а не использовала воду из помойного ведра. Можно было подвергнуть ее пыткам, чтобы получше знала свое место - но тогда придется прямо с утра вызывать к себе орков, а видеть эти рожи Мелькор был пока не готов. Можно было просто выплеснуть кофе ей в лицо - но тогда она станет не симпатичнее тех самых орков, а он взял ее к себе как раз за внешние данные. Ситуация была безвыходной, и гнев сменился тоской, а наглая эльфийка чувствовала свою безнаказанность.
- Что-то не так, господин?
Нежный девичий голосок с едва заметными, идеально выверенными издевательскими нотками.
Не найдя иного выхода, Мелькор просто бросил кружку на пол, и та разбилась, залив пол и забрызгав платье Алассиэли.
- В моем кофе соль вместо сахара!
- Соль, господин? - эльфийка картинно уронила поднос и всплеснула руками. - Нет-нет, в нем не может быть никакой соли! Это сахар лучшего сорта, который только вчера оставил для вас лорд Гортхаур, господин!
И снова Мелькор сперва захотел убить рабыню, а затем осекся. Может, и правда проделки Саурона?
- Приберись здесь, и вон с глаз моих, - процедил он.
И в этот момент где-то запел эльфийский рог. Звук шел явно от ворот, но слышен был по всему Ангбанду. Мелькор снова выругался...
За дверью его покоев уже слышались шаги - наверняка посыльный и вестью о том, что, собственно, вдруг понадобилось эльфам воротами. Впрочем, и так ясно, что им может понадобиться. Но Мелькор был уверен, что они сейчас попрятались по своим углам и зализывают раны. Как бы не так! Даже сокрушительное поражение не сбило с них спесь.
По такому случаю стоило бы облачиться, но Мелькору с утра было откровенно лень. Он спустил ноги с кровати и натянул на них домашние носки - шерстяные с вышитыми оленями. В Ангбанде то и дело откуда-нибудь дуло, а олени Мелькору нравились. И ему проще было снести головы всем хихикающим, чем отказаться от любимых носков. Затем он, не глядя, наступил в услужливо подставленные Алассиэлью тапочки, накинул халат... чего-то не хватало. Корону все же стоило надеть, и Мелькор, матерясь про себя, сделал это. На растрепанных волосах она смотрелась нелепо, да еще и сидела почему-то набекрень, как он ее ни поправлял. Совсем не то зрелище, которое ждут что враги, что подданные, но сейчас Мелькору было плевать.
Посыльного он встретил уже в коридоре.
- Господин, там Финголфин, он один, и он... - скороговоркой начал майа в эльфийском облике, старательно пряча глаза при виде своего владыки. И этим утром - вряд ли от страха и трепета...
Мелькор, не дослушав, зашагал вперед. За следующим поворотом его ждал Саурон.
- Ваше оружие, мой повелитель.
Он почтительно склонился, чуть было не выронив Гронд, который тащил с огромным трудом. Мелькор посмотрел на молот с еще большей тоской, но легко поднял его одной рукой и закинул на плечо. Он сомневался, что оружие придаст его помятому виду внушительности, но соваться за ворота с голыми руками и правда было бы опрометчиво. Финголфин наверняка своей меч дома не забыл.
Когда эльфийский король уже порядком устал трубить в рог, широкая створка ворот Ангбанда приоткрылась, и из-за нее выглянул Мелькор.
- Сейчас семь утра, - вместо приветствия выдал Темный Вала.
Финголфин, разумеется, в сверкающих посеребренных доспехах, с мечом и украшенным кристаллами щитом - словом, при полном параде, от такого зрелища и такой отповеди аж присел. Но король не был бы королем, если бы не умел быстро взять себя в руки и найти выход из любой ситуации.
- Ну и что? - воскликнул он. - Я скакал к тебе всю ночь. И теперь тебя, Черный Враг Мира, Повелитель Рабов и Отец Лжи, я вызываю на поединок!
"Скакал всю ночь, теперь скачи весь день обратно," - подумал Мелькор, но нолдо был настроен решительно, и предлагать ему убираться восвояси было бы так же бессмысленно, как убивать Алассиэль. Ничего не изменится.
- Повелитель рабов, как же... - проворчал он вслух, поплотнее запахиваясь в халат и зябко переступая ногами в носках с оленями. За воротами было холодно и ветрено - это только треклятому эльфу хоть бы что.
Финголфин смотрел на него с абсолютно непроницаемым лицом существа, обалдевшего уже до такой степени, что эмоции у него просто кончились, и ждал более внятного ответа.
- В общем, так, - Мелькор зевнул, от чего корона еще сильнее съехала на бок. - Сейчас как раз поучу своих рабов варить кофе и, так уж и быть, расплющу тебя.
- Эээ... - Финголфин совсем не по-королевски раскрыл рот.
- Что непонятного? - фыркнул Мелькор. - Сейчас соберусь и выйду. Скоро. Наверное.
Он захлопнул створку прямо перед лицом короля, снова зевнул и зашагал обратно в свои покои.
- Алассиэль! - позвал он, поставив у двери Гронд и потягиваясь. - Тут твой король меня убивать пришел. Давай, пошевеливайся. Он так и будет сидеть под воротами, пока я не получу свой кофе, - Мелькор погрозил ошеломленной эльфийке пальцем. - И на этот раз с пятью ложками са-ха-ра. Ты поняла меня?

запись создана: 01.04.2018 в 14:01

@темы: творчество, толкин, фанфики

---

ТГ, макси

Ну ффсе, теперь я закончила тащить сюда тексты с этой ЗФБ)))

Еще один внезапно макси, хоть и чуть более ожидаемый, потому что писали вдвоем. Получился он легко и непринужденно дней за десять.
Нечто отвлеченное, Внешние Миры и полный простор для фантазии. Сюжет - не баян, а классика, но есть надежда, что в рамках мира и в такой интерпретации все-таки получается хоть немного оригинальности. И тем не менее, этот текст я тоже нежно люблю. Этой зимой у меня вообще удивительно много фичков, которые мне не стыдно потом перечитывать. Обычно таких исчезающе мало или нет вовсе.
Экшн, приключалово, мордобой и скромная попытка суметь в психологию.
Продолжение в коментах.

Название: Дорога домой
Автор: Narwen Elenrel, - lightning -
Бета: Cherry_Daiquiri
Размер: миди, 16 165 слов
Пейринг/Персонажи: асур, нав
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: R
Краткое содержание: Большая Дорога закрыта, и пути на Землю нет. Двое врагов встречаются на всеми забытом мире, чтобы понять, что шанс вернуться у них - один на двоих.
Примечание: По заявке с Инсайда

I
Винтеарус по-флямски, Оростар по-мангладарски, ещё тысяча названий на тысяче языков разных миров. И, конечно же, Дарта'гхор на языке Тьмы. Но перевод всех этих названий был схожим. Катастрофа, безумие, переменчивость или что-нибудь в этом роде. Планета с непостоянным положением континентов, непостоянным климатом, непостоянным уровнем океана, бешеной вулканической активностью. Многие Семьи приходили на неё, давали ей название и уходили. Но всё же она была пригодна для жизни, у неё была кислородная атмосфера, а температура в целом оставалась приемлемой. Если оказаться не в том месте не в то время, можно было легко замерзнуть насмерть или свариться заживо, но здесь были области, где предусмотрительному существу не грозило ни то, ни другое. И разумная жизнь здесь была. Осторожная, пуганая, готовая чуть что бежать от очередного каприза местной природы, но вполне постоянная.
Некогда, несколько тысяч лет назад, навы построили здесь базу, хорошо защищённую от всех воздействий, но без постоянного контингента. Время от времени здесь бывали исследователи или путешественники, которым на Земле не хватало острых ощущений. А причина постройки была проста и тщеславна. Раньше тёмных здесь обосновались асуры и даже посчитали этот мир таким важным, что оставили в нём Искру Вечности. Разумеется, навы не могли оставить это просто так, не могли не выяснить, что же так привлекло их извечных врагов. Базу светлых разрушили, Искру запечатали так, что извлечь её из защищённого хранилища мог только нав с высоким магическим уровнем. Представитель любого другого генстатуса был бы убит на месте хитроумной ловушкой — впрочем, охотники попробовать вряд ли нашлись бы.
Какие научные изыскания здесь проводились, и какие результаты были получены, Анарга не знал. Сам он изучал Внешние Миры во всех их проявлениях, от культуры жителей до строения планет и устройства звёздных систем, но здесь не бывал. Да и не входило в его планы сюда заглядывать. Он не был дома, на Земле, тысячи лет и теперь захотел вернуться и явить Нави свои обширные исследования. Но неожиданно обнаружил, что Большая Дорога больше не действует, и простого пути назад нет. И тогда он прикинул, что ближайшая база была на Дарта'гхоре, и если на ней запечатали Источник, то она считалась важной и была хорошо оборудована. На самой базе должны быть артефакты для экстренного портала или хотя бы экстренной связи со столичным миром. Но это было всё, что он знал — историю базы и название планеты. Но понятия не имел, где эта база, и куда она могла переместиться за столько времени среди непрерывно дрейфующих континентов и островов.
Дальний переход вывел Анаргу в Улунти — столицу и единственное постоянное поселение в этом мире. По меркам Империи Нави это была большая деревня, здесь — огромный город. Несколько сотен жителей — шутка ли?
Новые лица здесь появлялись редко, так что одинокий нав в потрёпанной походной одежде и с диковинным оружием на поясе стал значимым событием, собравшим целую толпу любопытных. Тёмный неприязненно поморщился, оглядывая местных жителей, улунти же называемых. Низкорослые, курносые и плосколицые, слабые маги, не самые развитые существа, чьи достижения остановились на примитивной письменности и довольно дрянном железе. Скучно. Всех их достоинств — выносливость, немногим меньшая, чем у детей Тьмы, да недюжинная приспособляемость, позволившая им здесь выжить. Но выбирать не приходилось. Анарге нужна была база, а разных Семей он и так уже повидал вдоволь.


Нав ничего не сказал, только поправил висевший на одном плече рюкзак, такой же видавший виды, как и все его вещи, и просто ждал, пока к важному гостю выйдет кто-то, с кем есть смысл говорить. Он уже порядком устал от странствий, но общаться с разными, порой совершенно экзотическими народами, любил. Всякий раз терпеливо изучал их язык, записывал легенды и сказания, стремился понять, как мыслят и чем живут другие существа. И всё же сейчас от перспективы снова погрузиться в свою обычную работу он чувствовал только раздражение. Подумать только, он мог попасть в это Спящим забытое место, да и просто куда угодно, но не мог — домой, на Землю. В столицу Империи Навь, в мир, отвоёванный в том числе его трудами и его кровью. Что случилось с Большой Дорогой? Что случилось с его миром и его Семьей? Война? Восстание вассалов? Магия, разрушающая планеты? Что могло заставить навов, открывших свой мир для всех прочих Семей, запереться в скорлупе, подобно асурам? Анарга отметил про себя, что за время этих рассуждений уже дважды вспомнил ненавистных Первых, и это не к добру. Но, во всяком случае, сидеть на этом небольшом, но совершенно сумасшедшем шарике с недоразвитыми местными, когда у него дома, возможно, случилась беда, ему совершенно не хотелось. Обычно он не жаловался на отсутствие терпения, но теперь каждая минута промедления была мучительной. До перехода было легче, а теперь, когда он достиг наконец Дарта'гхора, единственным его желанием было разобраться с последним этапом его затянувшегося возвращения домой. Но здравый смысл подсказывал ему успокоиться и не распалять себя напрасными надеждами. Навов здесь не видели тысячи лет, и хорошо, если улунти сохранили хотя бы смутные предания о том, где находилась база. А может статься, их память так же непостоянна, как местный климат.
Где-то вдалеке сверкнула на полнеба извилистая молния, а затем оглушительно прогремел гром. Сизо-чёрный грозовой фронт надвигался с севера, и тучи громоздились, словно высоченные горы. Но пока что в Улунти было просто довольно прохладно, и дул свежий ветер. Даже приятно, могло быть и хуже.
Наконец толпа зевак расступилась, пропуская еще более низкого, чем прочие, седовласого сгорбленного старика, опирающегося на посох, украшенный иномирным золотом и здешними самоцветами. Его просторные одежды были полностью покрыты цветастой вышивкой, мелким орнаментом, преимущественно синим и красным. Анарга машинально отметил такие же цвета у улунти, выглядевших богато, и заключил, что они символизируют власть и достаток. А вышел к нему, стало быть, вождь, старейшина, или кто там у них правит. Возможно, это было хорошим знаком и означало, что улунти ещё помнили, кто такие навы, и как их следует привечать.
Старик широко развёл руки в стороны в приветственном жесте и на ломаном, искажённом навском проговорил:
— Приветствую вас, посланники Князя.
По его голосу и монотонной интонации Анарга сразу понял — языка вождь не знал, просто одна фраза передавалась из поколения в поколение, вот он её и повторял.
Он указал пальцем на себя и представился:
— Анарга.
— Иглун, — ответил старик, повторив тот же жест. Анарга задался бы вопросом, имя это или титул, но теперь было не до того.
— Мне нужна база, — проговорил он. Может, и на этот счёт у них ответ заучен. Оказалось, что нет, и Иглун только беспомощно помотал головой. Тогда нав указал на ближайший дом, а затем на себя. Потом приставил ладонь козырьком к лицу, изображая, будто что-то высматривает. Поняли его не сразу, но после некоторого времени этой дурацкой пантомимы он всё-таки смог объяснить, что ему нужно.
На это старейшина выдал длинную тираду на своём языке, в которой Анарга уловил только парочку знакомых корней, но не более. Но наконец Иглун коснулся своих снежно-белых волос, а затем поднял руку вверх, потом прижал её к голове. Повторил ещё раз и ещё. Анарга понял, что ему описывают какое-то существо, и согласно кивнул. Если белые волосы — значит, тоже старик, потому что улунти от природы черноволосые и изредка — каштаново-рыжие. Ничего необычного, у многих Семей хранителями знаний являются существа преклонных лет. Анарга нетерпеливо махнул рукой вперёд — мол, ведите.
Иглун развернулся и повёл его по широкой улице с грязными сточными канавами по обочинам, и, на удивление, не в свой дом, а в местную то ли гостиницу, то ли таверну: большой добротный дом с яркой вывеской, на которой красовались тарелка и бутыль — символы, неизменные во всех мирах. И, что ещё удивительней, не стал его больше никому представлять, а оставил перед входом и удалился. Впрочем, наву сейчас было мало дела до местных традиций гостеприимства. Он резко дёрнул на себя ручку тяжёлой скрипучей двери и зашёл…
Он думал, что ему придётся ещё долго вызнавать и выспрашивать, у кого бы выяснить насчет базы, но всё обернулось гораздо проще. И несоизмеримо паршивее. В широком, но низком и душноватом зале было только одно существо, подходившее под описание, и это оказался отнюдь не старый улунти. У незнакомца были длинные и совершенно белые, слабо светящиеся волосы, очень светлые глаза, светлая же кожа, едва тронутая золотистым загаром, и очень красивое, совершенное лицо, невозможное для местных. Словом, перед взором Анарги предстал самый настоящий асур. От неожиданности нав сморгнул, прогоняя последнее необоснованное сомнение: а вдруг он просто частенько вспоминал в последнее время светлых, вот, может быть, они и мерещатся ему на каждом шагу? Но такое было бы глупостью даже для младшего, не то, что для него. Ровно до этого момента он был совершенно уверен, что ни одного живого асура во Вселенной не осталось, и последняя капля их поганой крови высохла многие тысячи лет назад. Однако его глаза и магическое чутье говорили обратное, и ошибки быть не могло.
А светлый сидел, развалившись в широком плетёном кресле в свободной рубахе, расшитой местными узорами, закатанной на рукавах и распахнутой на груди. Перед ним на столе стояла объёмистая кружка с какой-то выпивкой, а на коленях у него примостилась молодая улунти, весьма симпатичная для своего племени, и что-то нежно щебетала ему на ухо.
Анарга почувствовал, что у него мгновенно заострились уши. Ненависть всколыхнулась в его душе горячей, обжигающей волной, вызванная равно инстинктом и воспоминаниями о давней войне. Врага хотелось убить на месте, прямо здесь и сейчас. Впрочем, Анарга не прожил бы столько лет во Внешних Мирах, если бы поддавался первым необдуманным порывам. Асур знал, где находится база, и он мог бы пригодиться, если вдруг понадобится извлечь Искру Вечности… А уж заставить его говорить и делать, что нужно — дело техники.
У нава было немного энергии, и он старательно экономил её, а сейчас растрачивал последние запасы. Но ради извечного врага не жалко было бы и выложиться без остатка. Ещё от двери Анарга бросил на светлого Рыбацкую сеть, а затем, выхватив клинки, двинулся вперёд через зал, не заботясь о реакции улунти.
Теперь можно было и побеседовать…
Однако светлый вовсе не уступал ему в скорости реакции. Не раздумывая и даже не пытаясь понять, какой аркан в него брошен, он укрылся блоком. И одновременно лёгким плавным движением ссадил девушку с колен и перетёк в сторону. На самом деле, энергии у него кот наплакал, но асур по имени Алайрен не хотел показывать это тёмному. И как только нав здесь оказался? Ведь Дорога закрыта!
Светлый метнул обездвиживающий аркан, не желая пока убивать нава — такое ненавистное, и одновременно такое родное существо.
— Я ждал тебя, сволочь…
Анарга отпрянул в сторону, опрокинув пару стульев, тоже едва увернувшись от вражеского аркана. Энергии на Рыбацкую Сеть было жаль, и дальше тратиться не стоило. Но ведь и асуру неоткуда взять много…
— Дождался, — зло выплюнул Анарга, одним длинным прыжком сокращая дистанцию для удара клинками.
Достать светлого будет непросто, но Анарга испытывал от этого какую-то мрачную радость. Он довольно дрался с младшими — хрупкими, неумелыми, слабыми. Они могли победить его числом, но не воинским искусством. Но теперь перед ним был настоящий враг. Сильный, хитрый, опасный. Равный. И он не мог не признаться себе, что соскучился.
Улунти запоздало вскрикнула и запрыгнула с ногами в кресло. Остальные жались по стенам. Они не вмешивались, но понимали, что сейчас вершится нечто важное, а потому смотрели, не отрываясь.
А асур тем временем метнулся к соседнему столу, уворачиваясь от клинков Анарги. Тот предпочитал не классические катаны, а длинный изогнутый кинжал и лёгкую, с почти незаметным изгибом, саблю. Теперь это давало ему определённое преимущество: противник ожидал от него иного стиля боя и ещё не понял, как лучше защищаться. Впрочем, у Алайрена была другая, куда более важная проблема: оружия он с собой не носил и теперь успел схватить только кухонный нож и какую-то циновку. А нав легко обогнул стол и снова атаковал, на этот раз более удачно: длинная сабля распорола бок асура, разрубив кожу и мышцы. Серебристая кровь тонкими струйками потекла на пол, двигаться стало намного труднее.
Прежде, чем снова уворачиваться, Алайрен резко махнул циновкой наву в лицо, чтобы дезориентировать, и это ему удалось. Анарга поднял руку с кинжалом, защищаясь от резкого движения, промедлил и позволил врагу разорвать дистанцию. Будь он менее опытным воином, то тут же снова ринулся бы в атаку и неизбежно получил бы боевой аркан прямо в лицо, но нав намеренно приближался сейчас не со всей возможной скоростью, чтобы оставить себе пространство для маневра. И действительно, Алайрен понял, что магия, как бы ни было жаль энергии, — его единственное спасение, и сотворил Дым ледяных вершин. Анарге ничего не осталось, как упасть на пол и уйти перекатом в сторону, но острейшие ледяные лезвия всё равно вонзились ему в плечо и в бедро, и теперь, пока раны не затянутся, он хромал и с трудом мог двигать левой рукой. И все же он поднялся с пола и сгруппировался, между делом отметив, что светлый тоже не стремится его убить. Напротив, он решил захватить его живым во что бы то ни стало. Не дав Анарге распрямиться во весь рост, Алайрен снова бросил Ловчую сеть, и враг снова ушёл перекатом, теряя время и инициативу. Воспользовавшись этой заминкой, асур метнулся к трактирной стойке и схватил вертел — он сам не заметил, как кто-то подал ему его. А может, трактирщик просто замер с этим вертелом в руках, завороженно следя за ходом боя, но не в силах что-то понять в невозможно быстрых движениях противников. Так или иначе, с вертелом в руках Алайрен обернулся, но успел только понять, что произошло: в воронку Навского аркана стремительно утекли все остатки энергии, а Анарга с довольной усмешкой поднялся с пола.
— Дождался, — повторил он, с презрением глядя на нож и вертел в руках светлого.
Но у Алайрена оставался ещё последний шанс, который он ужасно не хотел использовать. Улунти стоял на безопасной земле многие сотни лет назад, но теперь климат в очередной раз переменился, а каменная кора планеты сместилась и изменила форму. Так или иначе, от разрушений городок оберегал защитный контур, установленный асуром. За бессчётные годы, проведённые здесь, Алайрен прикипел к этой младшей Семье. Они любили и ценили его, с ними он в какой-то степени нашёл покой, а потому берег их и заботился. И теперь он выкачивал энергию из защиты города — прямо перед надвигающимся ураганом и землетрясением. Асур сделал это неосознанно, так велели ему привычки и инстинкты воина. Он был ранен, остро нуждался в подпитке, а перед ним был враг, и энергия потекла в него живительным Светом раньше, чем он понял, что делает, а потом пути назад уже не оставалось.
Анарга не торопился, понимая, что деваться асуру некуда, но вдруг снова почувствовал светлую энергию. Он не мог понять, где у врага припрятан резерв, а на ещё один Навский аркан у него просто не хватало энергии. А потому он просто бросился вперёд, полагаясь на свои клинки, а не на магию.
Он опоздал, но и асур допустил ошибку. С пальцев Алайрена сорвалась мощная, ослепительно-белая молния Эльфийской стрелы, прошив грудь нава насквозь. Расчёт был неверен лишь самую малость: рана оказалась серьёзной, но не вывела противника из боя сразу, потому что арканом не задело сердце, и Анарга ещё какое-то время мог сражаться. Широким размашистым ударом, в который он вложил всю инерцию своего тела, он разрубил вертел, которым враг пытался защититься, и его самого наискосок, от ключицы до живота. Серебристая кровь пузырилась, вытекая из рассеченного лёгкого, рана разошлась, обнажив влажно поблескивающие внутренности, которые грозили вывалиться при любом неверном движении, и Алайрен схватился за её края, пытаясь стянуть их обратно. Анарга навалился на него сверху, опрокидывая на пол. Он сам едва держался, из угла его рта уже медленно вытекала чёрная струйка, он с трудом мог дышать — но половина дела была сделана.
Раньше, чем асур успел опомниться, нав пробил ему сгиб локтя кинжалом, пригвоздив к полу, затем, с трудом приподнявшись, проделал то же самое с саблей и другой рукой. Хрипло и влажно закашлялся, отплёвывая идущую горлом кровь… Но это заживёт. Главное, что он победил.
— Ты мне… расскажешь, где… база, — с трудом выдохнул нав, поднимая с пола нож.
Он собрался уже пустить его в дело, но буквально кожей почувствовал взгляды. Много взглядов.
Улунти набились в таверну и теперь стояли, наставив на Анаргу свои примитивные тесаки и топоры. Нелепые, неуклюжие, неспособные сравниться с опытным гаркой — но многочисленные и полные решимости. А нав был ранен и слаб.
Асур повернул голову и сплюнул кровью. Для нормальной регенерации надо бы перевязать раны и не шевелиться, но кто ж ему даст нормально регенерировать?
На улице снова загрохотало, а ветер усилился так, что стоявший возле колодца глиняный кувшин упал и разбился. Скоро здесь начнётся конец света, но вместо того, чтобы всех уводить, они решают проблемы Тьма знает, какой давности! От этого нав бесил ещё сильнее положенного, хотя уж куда больше?
— Идиот, — разлепил губы Алайрен. От боли и ненависти хотелось орать, но приходилось сдерживаться. — Контур… Защитный контур… Сейчас тут все… сдохнут…
Он повернул голову и посмотрел на аборигенов.
— Идите… в убежища. Быстро.
Изо рта потекла кровь, в глазах потемнело. Алайрен прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и собрать остатки сил, но почти сразу же вздрогнул от неожиданности, потому что тяжёлую предгрозовую тишину прорезал дикий крик. Кэя, Кэй, Кэйлана, маленькая искорка света посреди привычного кошмара его жизни решила, будто он умирает, и побежала спасать. От нава, от урагана, от самой Смерти на чёрных крыльях — неважно.
Анарга ответил не сразу. Пока светлый говорил, а улунти не нападали, можно было хоть немного отрешиться от боли и изменить реакции своего тела, чтобы пробитое лёгкое не функционировало, пока не регенерирует. А кричащую девушку он просто отодвинул прочь одной рукой — это вышло даже не слишком грубо.
— Тебе-то… что? — выдавил из себя он. — Где… база? Говори.
Он снова закашлялся, чёрная струйка в углу его рта стала шире.
— И что за… контур?
Интересно, знали ли эти младшие, которые кинулись защищать асура и не решались теперь оставить его наедине с врагом, что они для него — всё равно, что животные? Иначе просто не бывает.
— Гость пролил кровь в чужом доме, — на своем языке заговорил Иглун. Старейшина прибежал на шум и теперь держался за спинами своих воинов — но не уходил. — Прежде, чем мы уйдём, он заплатит за это.
— Они хотят тебя порезать, — оскалился асур. — А им надо уходить.
Энергии почти не осталось, но регенерация всё равно шла. Так уж они устроены, тёмные и светлые: тянутся друг к другу, чтобы уничтожить, а потом буквально восстают из небытия. Как будто, создавая их, Спящий хотел сыграть в шахматы сам с собой.
— Защитного контура больше нет, сейчас здесь будет конец света… и тьмы, если ты не пошевелишься. Я покажу тебе базу, но сейчас отсюда надо уходить.
Кэй подобрала его нож и теперь незаметно, как она думала, подбиралась к наву. Алайрен покачал головой, и она растерянно остановилась.
Словно в подтверждение слов асура, молния ударила совсем близко. Длинный ветвистый разряд протянулся от туч до земли с оглушительным треском и грохотом, в открытое окно пахнуло озоном. Ветер усилился так, что скрипели дома и гнулись деревья. Какая-то мелкая живность отчаянно верещала, когда её сдувало с дороги в канаву.
— Так скажи им убираться. Иначе пусть пеняют на себя.
Анарга уже мог заставить себя говорить нормально, хоть это и было тяжело. Он сбросил с плеча рюкзак и открыл его, ощущая, как множество глаз следит за каждым его движением, но ничего страшного он делать не собирался. Он быстро выудил из своих пожитков чистую сменную рубаху и стал сосредоточенно, почти остервенело рвать её на бинты. Каждое движение причиняло дикую боль, каждый вдох стоил мучений, но Анарга ни за что не показал бы слабость перед врагом. Светлый прав — уходить и правда было пора, а по словесному описанию он ни за что не найдёт базу, так что придётся тащить пленника (впрочем, кто сейчас чей пленник?) с собой, как бы ни хотелось убить на месте.
— Пойдёшь… со мной, — дыхание снова сбилось, и нав не стал много болтать, но по его лицу и так ясно читалось: «Только дернёшься — шкуру спущу».
Он просунул обрывки рубахи под спиной асура, а затем грубо свёл края длинного разреза, начав снизу, чтобы из светлого прямо на ходу не выпали все потроха. Между пальцами заструилась текучая серебристая жидкость, и кожа нава на этом фоне казалась очень тёмной. Но Анарге уж точно было не до сочетания цветов, и он принялся завязывать бинт, туго и снова совсем не нежно.
Тем временем улунти вовсе перестали что-либо понимать. Иглун шагнул вперёд и начал что-то говорить на своём языке, но закончить у него не вышло. В этот момент земля под ногами содрогнулась, вызвав испуганные крики младших. С полок попадали бутылки и посуда, некоторые улунти повалились на землю, а стены таверны опасно покосились, хоть здание и устояло.
— Бегом! — крикнул асур на их языке. — Он не убьёт меня! Быстрее, вождь, уводи всех!
Нав и не подумал отцепить его руки, и от этого становилось ещё труднее не кричать, но, с другой стороны, боль перебивала генетическую ненависть, и из этого можно было извлечь свои плюсы.
— Перетаскаем их в убежище и пойдём, — сказал он, не подразумевая никаких возражений.
Иглун действительно засуетился, уводя, буквально выталкивая большинство из таверны.
— Мы не бросим тебя, — заявил крепко сложенный парень, как помнил Алайрен, подмастерье здешнего кузнеца. Ещё несколько улунти сгрудились вокруг него и не опускали оружие. Кэй тоже не уходила, а так и сидела на полу, сжимая в руке бесполезный нож и тихонько всхлипывая.
— Тебе до них что за дело? — фыркнул Анарга, заматывая рану светлого ещё одним куском своей рубашки. — Сами дойдут.
Это к его совести ещё мог бы кто-то воззвать. Раз на планете была навская база, и местные жители вроде как подчинялись Империи, то на какую-то защиту и помощь они имели право рассчитывать — разумеется, если бы не грозили тёмному оружием.
Он с силой потянул края повязки и туго связал их между собой. Теперь асур не отправится в Свет по дороге, а на его ощущения было, разумеется, плевать. И к тому же, нав сам чувствовал себя не лучше, а потому и медлил с тем, чтобы выдернуть свои клинки. Его рана была меньше, но обожжённые края обещали заживать дольше, и, может статься, враг скоро окажется сильнее него. Это было скверно.
Между тем асур и правда потихоньку приходил в себя. Раны по-прежнему зверски болели, но лечь и умереть уже не хотелось. А вот нав бесил до зубовного скрежета.
— Они ждут, когда ты меня отпустишь, — раздельно произнёс Алайрен. — А ураган нас всех ждать не будет.
И снова стихия указала на истинность его слов: тростниковая крыша закачалась, собираясь улететь. Асур тихо выругался.
Анарга закашлялся, и на асура попало несколько тягучих чёрных капель.
— Ты всё равно идёшь со мной, — он действительно выдернул сперва саблю, затем кинжал — провернув в ранах так, чтобы как можно сильнее повредить Алайрену руки, разрезать мышцы и сухожилия, расколоть кости. Ему хотелось, чтобы враг помучился — а ещё он так некоторое время не сможет сопротивляться.
Асур зашипел сквозь зубы. Из глаз снова полетели искры, и чуть было позорно не потекли слёзы, но уж такого удовольствия наву он не доставил. Подбежала Кэй и стала помогать подняться. Вид у неё при этом был такой, будто она собралась его хоронить.
— Всё нормально же, — Алайрен осторожно обнял её, стараясь не запачкать кровью. Заглянул в глаза. — А теперь все, бегом.
Но долго смотреть на эти нежности Анарга не стал. Он ухватил асура за длинные уже не светящиеся волосы, оттащил от девушки и резко вздёрнул на ноги. И так и поволок к выходу: спиной вперёд, вынуждая его отклониться назад, так что Алайрен мог только перебирать ногами, чтобы не упасть. Будь асур не ранен, легко вывернулся бы, но не сейчас. А нав сам едва мог дышать, заметно шатался при ходьбе, и происходящее его ужасно бесило.
Улунти провожали их, но не решались нападать: то ли потому что Алайрен явно пытался отослать их, то ли потому что знали, какой из асура воин, и с тем, кто его победил, связываться боялись. Анарга обогнул их и первым вышел на улицу, под хлещущие струи дождя и ветер, который едва не сбил его с ног. И это спасло и его, и светлого, но не шедших за ними улунти, которые ещё оставались в таверне.
Земля снова дрогнула, ещё сильнее, так что на этот раз Анарга и Алайрен вместе свалились в мутную реку жидкой грязи, в которую моментально превратилась улица. А здание таверны развалилось напополам, и крыша рухнула внутрь. Один улунти попытался выбраться, но не успел — по пояс он оказался на улице, остальное раздавило рухнувшей добротной балкой. Он истошно вопил и царапал руками по грязи в тщетных попытках выбраться. Но Анарга видел положение балки и уже понимал: несчастного теперь можно разве что добить.
И вот тут асур вывернулся. Пнул Анаргу ногой в живот, а сам метнулся в сторону, оставив у тёмного в пальцах клок своих волос. От боли снова заложило уши и потемнело в глазах, повязки пропитались кровью. Алайрен бежал как будто во сне, по щиколотку увязая в грязевой каше, и как во сне же, понимал, что не успеет. Он часто бежал так, надеясь найти свою семью, застать их живыми, но всякий раз находил лишь хрустальные осколки, так дико смотревшиеся среди поломанных деревьев. Он не успевал никогда, не успеет и теперь, но как всегда упрямо не слушал здравого смысла.
Добежав до развалин, асур собрал последние крохи энергии и ухватился за балку. В глазах вспыхнули Искры Вечности, к горлу подступил ком. Хотелось кричать, но это лишь отняло бы силы, а надо делать дело. Балка оторвалась от земли и с чавканьем шмякнулась чуть поодаль, освобождая проход. Кэйя нашлась сразу. Она лежала под двумя досками, что каким-то чудом столкнулись друг с другом, образовав над девушкой треугольную арку. Вот только одна из этих досок намертво пригвоздила пальцы улунти к земле. Одного взгляда на неё хватало, чтобы понять: помочь уже нельзя, только резать. Но это было абсолютно неважно. Уже ничего не было важно.
— Всё хорошо.
Доска окрасилась белым, когда Алайрен за неё схватился, а рука неприятно хрустнула. Ещё немного, и он свалится прямо здесь, на радость наву. А уж базу тот как-нибудь найдёт…
— И часу не знакомы, а ты мне уже надоел, — послышалась позади него едва различимая за шумом дождя и рёвом ветра фраза на навском. А в следующий момент на затылок Алайрена с силой опустилась рукоять сабли, и асур безвольной куклой упал в грязь и обломки.
Анарга прилагал все усилия, чтобы не свалиться там же, и не до конца понимал, что делает. Наверное, он просто привык помогать младшим, которых встречал во Внешних Мирах, это было полезно для его исследований. Привык к мысли, что вассалы имеют не только обязательства, но и право на защиту — хотя это разве вассалы? Так или иначе, вместо того, чтобы подхватить своего пленника и утащить прочь, он подошёл сперва к девушке-улунти. Та была в сознании, но оглушена и ничего толком не понимала от боли и шока. Замер, примериваясь, что лучше разрубить: доску или кисть руки, которую всё равно уже не спасти, но решил, что всё-таки доску.
Кэй судорожно выгнулась, беззвучно раскрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, когда он вытащил её из-под завала вместе с куском дерева, острые щепки которого так и торчали у неё в руке — а два пальца остались под завалом, начисто отрезанные.
Так паршиво Анарга не чувствовал себя уже давно, а теперь у него прибавилось срочных дел, каждое из которых требовало немедленных действий. Но если светлый думал с этим справиться, то и он сможет…


II
Очнулся Алайрен неподалёку от Улунти, когда стихия ненадолго успокоилась. Была ясная ночь, светлая от множества звёзд и белого сияния трёх ярких и очень близких лун Дарта'гхора — украшений ночного неба и причины многих катаклизмов.
Анарга развёл костёр на небольшом плоском каменном уступе, защищённом от ветра скальной стенкой. Даже соорудил навес из какого-то покрывала, взятого в городе.
Лес внизу после урагана и ливня превратился в сплошное болото с буреломом, а на стоянке было сухо и тепло от близкого огня. Нав обнаружился здесь же, он сидел у костра, скрестив ноги и прикрыв глаза — то ли медитировал, то ли просто грелся. За этим открытием последовало ещё два. Во-первых, Алайрен был укутан в тёплое одеяло, край которого был как раз у него перед лицом — тёмно-серая, плотная, но очень мягкая шерсть явно не здешней выделки. А во-вторых, хотя его раны уже почти затянулись, двигаться асур почти не мог. Поскупившись на магические вязки, нав прибегнул к более жёстокому, но не менее эффективному способу: завёл локти пленника за спину и связал прочным ремнём, так что тот не мог толком шевелить ни руками, ни плечами.
Алайрен попробовал повернуться, чтобы хоть как-то размять затёкшую спину и многострадальные руки. Волосы упали на лицо и, чтобы убрать их, пришлось мотнуть головой. Резкие движения обязательно заметит нав, но не всё же время лежать как бревно. Можно и поговорить. Тем более что к тёмному было очень много вопросов.
— Они дошли? — спросил он, как и прежде, на родном языке. В горле пересохло, а потому голос звучал хрипло и напоминал карканье. — И где девушка?
Любой нав, видя такую трогательную заботу светлого… о ком-нибудь, обязательно выдал бы что-нибудь в своём стиле. Съел, мол, вместо шурк'а и косточек не оставил. Но любой нормальный нав и со светлым не стал бы возиться. Спасти бы спас, если тот светлый был ему нужен, но в одеялко бы не укутал. А этот, выходит, не совсем нормальный. Бесит так же, но на здравомыслие можно надеяться.
— Допустим, жива, — отозвался Анарга, не оборачиваясь. Состояние своего пленника он чувствовал и так. — Может, объяснишь, с чего ты о них так трясешься? В вашем языке даже нет такого слова, как любовь к младшим.
Судя по голосу, асур сильно страдал от жажды, и нав нарочито медленно снял с пояса фляжку с водой, сделал хороший глоток и убрал обратно. Алайрену, разумеется, не предложил.
Алайрен сглотнул. Разумеется, чуда не случилось, и нав оказался скотиной. Но он вытащил Кэй… От мысли, что улунти выжила, с плеч как будто сошла целая снежная лавина. А он и не думал, что настолько привязался к младшей.
— Что толку в языке, если на нём не с кем говорить? — Алайрен улёгся так, чтобы лучше видеть нава. — Когда твоя Семья теряет планету, а потом ты теряешь Семью, взгляд на мир немножко меняется.
И это была чистая правда. Если бы тысячи и тысячи лет назад кто-нибудь сказал начинающему, но полному надежд магу, что однажды он поселится на странной планете и станет нянькой для дикарей, Алайрен рассмеялся бы безумцу в лицо. Во времена Убежища навы развели на Земле столько младших, что яблоку негде упасть. Их примитивные культуры вырастали на обломках величайшей цивилизации Вселенной как грибы, и тёмные ясно дали понять, что готовы привечать всех. Абсолютно всех, кто хоть немного разумнее обезьяны, но только не первых детей Спящего. Это было понятно и объяснимо, но это злило. Прятаться в собственном доме, не сметь лишний раз перейти кому-нибудь дорогу… Злило до невозможности. Но вот он отправился на старую базу и узнал, что дома, даже такого, у него не стало. Вернее, не стало порталов Большой Дороги, что само по себе ещё ни о чём не говорило. Но абсолютно исправный артефакт дальней связи тоже не работал. Как и его родной брат на бывшей асурской, а потом и навской базе, даром что работал от Источника. На Земле случилась катастрофа, и Алайрен застрял на дикой планете рядом с дикими младшими и самой настоящей Искрой Вечности, использовать которую было нельзя, потому что её запечатали навы. Поначалу хотелось выть на луну. Любую из трёх, на выбор. Потом — утопиться в этом проклятом океане, который сегодня здесь, а завтра — там. Но если бы светлые так быстро опускали руки, то ни за что не создали бы свою Империю. Не сдался и Алайрен. Построил дом, обнёс его защитным контуром, отложил накопители на чёрный день и начал жить. Охотой, рыболовством и собирательством, конечно же, а чем ещё? И жизнь текла медленно и странно, пока однажды не спас тонущего улунти. Тогда он даже не задумывался и просто прыгнул в белые от пены волны, не желая смотреть, как гибнет живое существо. Потом долго приводил его в чувства. Потом накормил. С языком больших трудностей не возникло, но говорить было особо не о чем, и Алайрен быстро отправил бедолагу домой… чтобы на следующий день увидеть у своих дверей его почтенную матушку, жену, трёх братьев и невероятное количество детей. Все они принесли еду, гирлянды из цветов и ещё Тьма знает, чего только не. Оказалось, слухи о нём бродили давно и были один чудесней другого. Оказалось, народ улунти сохранил смутные предания о светлых богах, которых уничтожили тёмные. Оказалось, его рады тут видеть… Впрочем, последнее было неудивительно. При такой жизни они обрадуются кому угодно, способному сделать их жизнь хоть немного легче. И они не отстанут.
Улунти действительно не отставали, но ничего и не требовали. Смотрели просящими глазами и рассказывали о своей тяжёлой жизни. Конечно же, асур мог без труда разогнать их, и ему хватило бы одного «дыхания дракона»… Но он выбрал другой путь. Решил немного помочь, чтобы оставили его в покое, и сам не заметил, как вошёл во вкус. Вокруг городка улунти появился защитный контур, но асур быстро понял, что этого мало. Младшие умирали от такого множества причин, что, оставь он всё как есть, его усилия пропали бы втуне, а это было обидно. Он начал вспоминать всё, чему когда-либо учился, и постепенно стал для аборигенов если не богом, то духом-хранителем из легенд. Они дольше жили и реже болели, а когда борьба за выживание перестала отнимать столько времени, заинтересовались окружающим миром. И у Алайрена появились собеседники. Простые и наивные, почти как осы, но любознательные и благодарные слушатели. Им было интересно всё: почему светит солнце и сколько во Вселенной миров, откуда взялась смерть и какие боги сильнее… Так шли годы и десятилетия, поколения сменяли поколения, а их «бог» истратил почти все свои накопители. Это было не смертельно, ведь за всё это время асур очень редко творил магию и привык обходиться без неё, но энергия, родная светлая энергия была последней ниточкой, связывающей его с прошлым. С Семьей, которой невозможно помочь и которую не забудешь. Ещё оставалась Искра, но добраться до неё мог только нав… И вот он пришёл.
Анарга не прерывал размышления асура, а некоторое время молчал и думал о чём-то своём, глядя в огонь. Оранжевые отблески плясали на его лице, и точёные черты как будто искажались, делая нава похожим на грубое каменное изваяние, какое могли бы сделать те же улунти.
— Вот как… — задумчиво проговорил он наконец. — Значит, отираешься возле Искры Вечности и заодно завёл себе целое племя забавных зверушек?
В асурах Анарге не нравилось примерно всё, даже уважение к ним как к магам и воинам было приправлено неприязнью — просто тёмные умеют ценить хороших врагов. Но отношение ко всем прочим Семьям как к неразумным существам или вовсе как к вещам бесило особенно, и не съязвить по этому поводу было просто невозможно.
— Но это всё неважно, — нав сам же махнул рукой. — Я слушаю, что ты расскажешь про базу.
— А чего про неё рассказывать? — фыркнул асур. — База — она и есть база. А на ней есть Искра Вечности. Распечатать её можешь только ты, использовать — я. Там есть… была дальняя связь и артефакт дальнего перехода, но энергии нет, придётся использовать Искру.
— То есть, ты проверял дальнюю связь, и она не работает? — уточнил Анарга.
Он не стал говорить, что асур явно ответил неправду или не всю правду. База была построена так, чтобы она могла долгое время пустовать, не разрушаясь, и там должна быть тёмная энергия в надёжных накопителях. Или с базой что-то случилось. Впрочем, его пленник мог не лгать, а ошибаться, просто не найти нужные артефакты. При хорошем раскладе он будет нужен ему как проводник, а потом асура можно будет наконец убить… но не стоило лишать его мотивации.
— Землю не ловит, — Алайрен отвёл глаза.
После всех этих разговоров пить хотелось ещё сильнее, и скрывать это от нава глупо и не нужно. Пусть наслаждается своей победой. Так с ним будет легче справиться.
Анарга кивнул. Он услышал ответ, но свои измышления на этот счёт оставил при себе.
— Утром выходим, — коротко бросил он. — Вопросы?
— Девушка в убежище? — Алайрен снова попробовал повернуться, чтобы руки поменьше затекали. — Что с ней?
Нав поднялся и подошёл к связанному врагу.
— Я уже говорил — жива. А тебе стоит немного остыть.
С этими словами он резко сдернул с асура одеяло, так, что край выскользнул из-под него, вынуждая неудобно перекатиться, и теперь Алайрен давил своим весом на и без того вывернутые руки. Нав же как ни в чём не бывало накинул одеяло себе на плечи и уселся у огня, прислонившись спиной к камню и запрокинув голову. Ему самому требовался отдых, но, в отличие от Алайрена, он не мог позволить себе поспать рядом с врагом, так что пришлось обойтись только очень чуткой полудрёмой, чтобы не пропустить даже малейшего движения пленника.
Асур, однако, заснул тоже далеко не сразу. И если боль в руках и спине ещё можно было притупить усилием воли, то на генетическую ненависть его уже не хватало. Расслабиться рядом с врагом значило подставить спину, и голос разума был не в силах перекричать инстинкт. Алайрен пытался отвлечься, думать о Кэй, о делах насущных и даже пробовал считать драконов, взмывающих к небесам, но ему ничего не помогало. Сон сморил его уже сильно за полночь, но именно тогда, перед самым рассветом, он вернулся домой…

…Дом тоже встретил рассветом. С детства знакомое ромашковое поле совсем не изменилось, но в серовато-розовой утренней гамме смотрелось особенно нереально. Как и город, что покинул мир живых тысячи и тысячи лет назад. Его стены такие белые, что кажутся сахарными или снежными. Его окна всегда видят солнце, откуда бы оно ни светило. Его жители не мыслят себя без неба, ветра и поиска, и летят сквозь облака так высоко, что кажется, ещё немного — и получится коснуться звёзд. Маленький городок у подножья Хрустального Замка живёт своей жизнью и не верит в то, что его скоро не будет. Не верил и Алайрен. Он шёл по светлым мощёным улицам, разглядывал диковинные витражи и дышал ароматом цветов, выставленных прямо на улицу. Он очень хотел привести сюда Кэй, но знал, чувствовал, что всё это игра его воображения. И прежде, чем иллюзия рассеется, он хотел успеть… Не задерживаясь более нигде, он побежал вверх по улице, испугал детёныша домашней карликовой виверны, перепрыгнув через него, и в конце концов остановился перед дверью и постучал. Ему открыли.

Анарга хотел разбудить асура рано утром. Вставать с рассветом он не любил, но раз уж всё равно толком не спал, то какая разница? Но убедившись, что пленник наконец уснул, он тоже позволил себе на пару часов отключиться — но не более. После того, как он сперва дрался, а потом раненый спасал улунти, ему тоже требовался отдых.
И вот, когда над Дарта'гхором взошло яркое белое солнце, нав грубо разбудил своего пленника: просто рывком поднял его за стягивающий локти ремень, ещё сильнее вывернув суставы, и усадил у тлеющего костра. Но на этот раз даже сжалился и сунул ему в зубы фляжку с водой.
Алайрен сделал несколько глотков непривычно жёсткой нездешней воды, и она показалась ему самым вкусным, что он пил за свою жизнь. Но на этом радости жизни заканчивались.
— Доброе утро, — процедил асур, стараясь не шипеть от боли. Спина и руки как будто пытались «перекричать» друг друга, но поскольку сделать пока всё равно ничего нельзя, лучше отвлечься на что-нибудь другое.
Он огляделся. Месиво из грязи и искорёженных стволов, что ещё вчера было лесом, уныло темнело внизу, напоминая о тщете всего сущего. Раньше тут проходил защитный контур, который теперь надо делать заново. И виноват опять кто?
Ненависть проснулась вслед за болью и, не найдя выхода, отравляла жизнь.
— Что ж у вас за тяга такая — чужие дома разрушать? — выдал асур, глядя на игру пламени.
Вместо ответа Анарга достал короткую верёвку, один конец которой привязал к ремню на локтях асура, а другой намотал себе на запястье.
— Шагай, — он снова рывком вздёрнул Алайрена вверх, поставив на ноги, правда, стоять с настолько вывернутыми руками тоже было больно и неудобно, приходилось сильно наклоняться вперёд. — И не забудь, нам нужно ещё воды набрать.
— Источник ниже по склону… был вчера.
Идти так было неудобно и унизительно, но тёмный, похоже, и сам испытывал моральные страдания.
— Никогда не видел обиженных навов.
— Я не обижен, — Анарга пожал плечами, хотя асур шёл впереди него и не мог видеть этот жест.

Путь до родника некогда был совсем недолгим, но теперь приходилось то обходить поваленные деревья, то перелезать через них, и всё это в жидкой чавкающей грязи. И если нав справлялся с этим легко и ловко, то асуру и по ровной земле идти было не очень-то комфортно, да ещё Анарга нещадно торопил его. Но передвигаться быстрее Алайрен не мог и только чаще падал прямо в грязь и бурелом, и на то, чтобы подняться, уходило ещё больше времени, либо Анарге приходилось самому его поднимать. Нава это раздражало всё больше. Он мог бы и дальше отыгрываться на пленнике, вынуждая того пересчитать лицом все коряги, но это занятие было бессмысленным: чем дольше он издевался над ним, тем сильнее росло раздражение. Наконец, когда Алайрен в очередной раз вставал, скользя ногами в коричневой жиже и пытаясь хоть как-то удержать равновесие, нав резко пнул в спину, опрокинув обратно, так, что асур влетел челюстью в обломанный сук, торчащий из могучего ствола, раскроил кожу и повредил зубы. Не давая ему подняться, Анарга наступил ногой ему на шею и стал развязывать ремни на руках.
Мешаясь с коричневой грязью, кровь внезапно напомнила шоколадное мороженое, и это дикое сравнение говорило о том, что с бесплатным цирком и правда пора заканчивать. Но идти уже было недолго, и светлый не дал волю своим чувствам. Пока.
Поднявшись, он вытер лицо тыльной стороной ладони и молча пошёл дальше показывать дорогу. Спустившись ещё немного пониже, он свернул в неглубокую ложбинку, где помимо вывороченных деревьев обнаружились и обломки дома. Грязь чавкала сильнее, из-под развалин текла вода.
— Где-то здесь, — бросил Алайрен и начал разбирать завал.
Докопаться до родника было довольно просто, но до этого требовалось найти кое-что ещё. И он нашёл.
В чёрной от грязи ладони сверкнула маленькая хрустальная звёздочка, и нава приложило Кузнечным молотом, впечатывая в бывшее крыльцо. За ним последовал Навский аркан, вытянувший остатки энергии.
— А вот теперь можно и воды набрать.
Очень хотелось дать волю ненависти и убить его, но асур остановился. Тёмный нужен живым, как это ни печально.
Анарга хрипло закашлялся, согнувшись пополам. Вчера он не дал ране нормально затянуться, таская сперва улунти, затем асура, потом опять улунти и ещё Свет знает что, и сегодня рана напомнила о себе. И это вынужденное промедление оказалось очень кстати. Когда светлый отбросил его от себя и вытянул всю энергию, нава захлестнула волна дикой, едва контролируемой ярости, и если бы не этот кашель, то он уже взялся бы за клинки… А они оба дошли уже до той грани, когда ещё одно столкновение будет битвой насмерть, несмотря на все доводы разума. Но теперь Анарга сумел взять себя в руки и не поддаться примитивному инстинкту.
— Хитрая дрянь, — почти беззлобно, даже с некоторым уважением прохрипел он. И тут же перешёл к делу: — На портал хватит?
Это решило бы все проблемы, а с асуром он как-нибудь разберётся. Оставалось только надеяться, что энергии в накопителе было много, и светлый не истратил её всю.
Но Алайрен покачал головой.
— Там защита стоит. Я не стал её снимать из экономии.
На самом деле, об экономии он сейчас соврал, и никакой защиты там не было. Там вообще не было почти ничего, но наву об этом знать не обязательно.
Зачерпнув воды из мутного ручейка, что выбегал из-под развалин, асур наконец умыл лицо и напился вдоволь. А вот есть, что странно, не хотелось. Видимо, насытился морально, повозив тёмного мордой по земле.
— А удобное место рядом? Так хватит энергии или нет?
— И мы выйдем в скалу или в пропасть. Здесь не бывает удобных мест. И к тому же… — Алайрен нехорошо улыбнулся, — мы с тобой не друзья-приятели, чтобы я мог тратить энергию по пустякам. У тебя оружие, у меня — магия.
Получилось и в самом деле забавно. Экономия и аккуратность испокон веков считались добродетелями тёмных, тогда как первые дети Спящего не любили ограничивать себя ни в чём и предпочитали творческий беспорядок. И вот теперь, спустя тысячи лет, нав и асур поменялись местами.
Анарга присел у ручья, чтобы наполнить фляжку и умыться, но ни на секунду не выпускал асура из поля зрения. Потёр лицо мокрыми ладонями, полил себе на волосы, а потом помотал головой, разбрызгивая холодные капли.
— Хоть открой секрет, сколько времени мне видеть твою рожу, если мы идём пешком?
— Через полтора-два месяца дойдём, — Алайрен стоял на ступенях того самого бывшего крыльца и заплетал серо-чёрные от грязи волосы в косу. — Если погода будет себя хорошо вести.
Анарга поднялся и закинул на плечи рюкзак.
— …И если ты не будешь по два часа прихорашиваться. Пойдём уже.
Погода тем временем совсем не собиралась вести себя хорошо. Ветер усиливался, начинало ощутимо холодать.
Асур не ответил. Запахнув на груди то, что осталось от рубахи, он молча пошёл вперёд. Тело постепенно регенерировало, но на душе было паршиво до невозможности. Столько времени жить бок о бок с навом, которого нельзя убить… Одних суток хватило на то, чтобы с тоской вспоминать одиночество, а тут два месяца! Хотелось плюнуть на всё, связать тварь магическими путами и спалить к Яргиной матери. Развеять пепел по ветру и спокойно жить с Кэй, учить уму-разуму младших и всё реже и реже вспоминать Землю. Реже и реже, реже и реже… Нет, так нельзя. Алайрен прикусил губу — боль снова вернула к реальности. Наивная Кэй однажды сказала, что тёмные боги победили светлых, потому что те не могли стать такими же злыми. И асур не знал, что ей ответить. Где-то в глубине души он хотел, чтобы это было правдой, но копаться в собственных чувствах, пытаясь понять, где там генетическая ненависть, где самая обычная, где родные фанаберии, а где совесть, был не настроен. Тогда он просто обнял улунти и забыл об этом разговоре, а вот сейчас это всплыло. И нет, он совершенно не жалел, что Тьма и Свет отличаются лишь мастью и целями, но не средствами. Он жалел лишь о том, что сдерживать внутреннего зверя невероятно тяжело, когда извечный враг находится так близко. Тяжело, невыносимо, почти невозможно… Но надо.
Под эти размышления дорога давалась проще. Алайрен шёл по своим «владениям», легко выбирая кратчайший путь из возможных, и нав ему не мешал, тоже пребывая где-то в своих невесёлых мыслях. Наконец, к вечеру поваленный лес кончился, и они вышли на самую настоящую дорогу.
— Цивилизация, — усмехнулся асур. — Но она не ведёт, куда нам надо.
Анарга шёл и закипал, тихо, но неизбежно, как котелок на огне. И ведь так просто было всё прекратить: перерубить саблей шею — и всё, проблема решена. Но тогда он никогда не вернётся домой и, хуже того, займёт освободившееся место, и вместо светлого бога у улунти будет тёмный. Он будет точно так же прозябать на Дарта'гхоре и ждать неизвестно чего. Только без энергии на защитный контур. Но инстинкту было плевать на доводы разума, и асур злил буквально всем: походкой, жестами, манерой двигаться, цветом кожи и волос, выражением лица, а на самом деле — просто фактом своего существования. Анарга был любопытен и любил другие планеты, потому и отправился их исследовать, но лекция от светлого радости не вызывала. И всё же он сделал над собой усилие и не послал его сразу.
— А куда она ведёт, и кто её строил?
— В другое поселение, — Алайрен отвечал, не глядя на него. — Но на самом деле давно уже ведёт в никуда. Улунти говорят, её построили ваши, когда ещё думали обживать эту планету, но, в конечном счёте, дорога оказалась крепче городка. Когда я тут появился, его уже смыло в океан.
— Улунти говорят, значит, ты сам не видел, — заключил нав. — Давно ты здесь отираешься?
Ещё немного — и у него даже получится не рычать на светлого без повода, хотя это уже казалось извращением природы. Скоро он просто представит на его месте какого-нибудь тупого дикаря, и станет терпимо. Наверное.
— Так я и говорю, что не видел, — всё так же, не поворачивая головы, заметил асур.
Он и сам не знал, сколько здесь находится. Местное время текло быстрее, и Алайрену скоро надоело переводить его в земное. Что толку делать зарубки на скале, если каждый день похож на другие, а живёшь ты вечно? Если здесь прошло около тысячи лет, то на Земле, должно быть, сотни. Если Земля до сих пор существует.
— Давно, — просто сказал он и замолчал надолго.

Анарга был бы не прочь идти и ночью, чтобы добраться поскорее, но это было неразумно, по крайней мере, сегодня. Он не знал эту планету, но понимал, что по мере удаления от обжитых мест путь станет труднее, а значит, сейчас нужно было дать себе отдых. Когда совсем стемнело, он молча остановился и стал обустраивать лагерь: расчищать место и складывать костёр. Гнать асура от себя было бы глупо, приглашать погреться — не хотелось, поэтому нав вёл себя так, как будто он здесь один. Только перебросил Алайрену то самое покрывало, которое вчера служило навесом.
Поблизости обнаружился ещё один ручей, так что воду можно было не экономить, и Анарга подвесил на рогатине над огнём маленький котелок, чтобы сварить в нём крупу с нарезанным тонкими полосками мясом. Не делиться припасами было тоже глупым ребячеством: так асур будет вынужден охотиться или собирать плоды, и на это будет уходить время. Но предлагать — это было уже слишком. Захочет — сам приползёт.
Асур не приполз. Что там на уме у тёмного, он не знал, а от одной мысли, что придётся его просить, на душе становилось совсем гадко. Но этот лес мог прокормить кого угодно. Здесь всё время что-нибудь бегало, летало, плавало в нешироких речках и плодоносило, а добывать это Алайрен мог уже и с закрытыми глазами. И вскоре он вернулся, неся в узелке из оторванных рукавов плоды, что отдалённо напоминали инжир. Уселся неподалёку, набросив на плечи покрывало, и затих, практически слившись с пейзажем. Когда-то очень давно он сидел в почти таком же лесу, но на Земле, и наблюдал, как навы убивают пленных. Как одна асура просит убить её дитя побыстрее, а враги сперва смеются над ней, а затем предлагают убить его самой. И она убивает…
Тогда Алайрен ничего не мог сделать. Он должен был увидеть всё и передать сведения, но как же тяжело было не нарушить этот приказ! Сейчас легче, чем тогда, в разы. Но убивать хотелось всё равно. Надо на что-нибудь отвлечься…
Тем временем нав быстро уничтожил свой ужин, сходил помыть котелок, разобрал рогатину, чтобы не загорелась, и снова устроился у огня. Спать в присутствии асура его явно не тянуло, так что он достал из рюкзака потёртую, видавшую виды книгу в кожаном переплёте, чернильницу с плотной крышкой и стальное перо. Как бы там ни было, Дарта'гхор всё же заслуживал места среди его заметок, а раз из других развлечений было только общение с асуром, то почему бы не заняться этим сейчас? Большая часть трудов Анарги хранилась в библиотеках разных миров, но если собрать всё вместе, то стопка книг, наверное, была бы до самого верха Цитадели. Нав вздохнул, отгоняя от себя воспоминания о доме, которые только добавляли беспокойства, и погрузился в свои записи.

Наутро они снова молча шли через лес, и так продолжалось ещё неделю. Они шагали с утра до вечера, делая вид, будто друг друга не замечают. К ночи разбивали лагерь, который всегда оказывался как будто поделён на две половины. Нав и асур не чертили границу, но она, невидимая, сама появлялась, и они не переступали её без необходимости, только костёр был общим, но занимался им всегда Анарга. Алайрен каждый вечер уходил за плодами, грибами или мелкой дичью, и Анарга запоминал, что он приносит, а затем сам стал поступать так же — экономил запасы. Они не брали друг у друга вещи и не помогали друг другу ни в чём, но и не опускались до того, чтобы пакостить по мелочи. Каждую ночь Алайрен сидел и думал о своём, а Анарга делал заметки о природе и географии Дарта'гхора, даже в своих записях называя асура просто «проводник». Они оба слишком не доверяли друг другу, чтобы спать.

@темы: творчество, фанфики, ТГ

---

ТГ, трэш и почти современность

Еще один соавторский текст. И мы обе немножечко упороты по военной истории, так что раскопали исторические события, писали и перлись как удав по стекловате)
Без долгих объяснений может быть не до конца понятно, кто на ком стоял.

И наконец я добралась до предпоследнего текста с этой ЗФБ)

Название: Над всей Испанией безоблачное небо
Автор: Narwen Elenrel, Moorlands Totilas
Бета: wal
Размер: миди, 8320 слов
Пейринг/Персонажи: Савериэн, Гес, ОМП челы, ОЖП чел
Категория: джен, легкий намек на прегет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Предупреждения: военный реализм в неаппетитных подробностях, пытки, смерть второстепенных персонажей
Краткое содержание: Острых ощущений ему не хватало? Напугаться хотел? Ну вот — получай и распишись. Полный комплект, и не забудь про десерт.

14 августа 1936 года. Бадахос, провинция Эстремадура, Испания.
Город был сдан. Это понимал даже Гес, сидя на пучке соломы в одной из очаровательных местных церквушек, на время осады ставших военными госпиталями. Город был сдан, и это означало только одно: очень скоро их придут убивать.
Страшно не было. Наоборот, Гесу изрядно надоело с переменным успехом изображать тяжелораненого — ещё в самом начале боя он имел несчастье словить пулю в живот на глазах у сердобольной человской санитарки, которая и оттащила его сюда, напрочь убивая надежду отойти подальше, немного отлежаться, переваривая кусок свинца, сменить маскировку и продолжить драться. Теперь же, в общей суете и неразберихе, можно было как-нибудь незаметно слинять, избавиться от повязок и покинуть обречённый город. Здесь больше ловить было нечего: уже и дети понимали, что очень скоро в Бадахосе закончится бой и начнётся бойня. Слава подполковника Ягуэ летела впереди него, и жуткие слухи о тысячах гражданских, расстрелянных им по пути из Севильи, поселяли страх даже в сердцах кадровых военных.
Но Гесу страшно не было. Скорее, противно — он никак не мог понять, в чём смысл толпами убивать нон-комбатантов? Это не было свидетельством доблести и отваги, не приносило популярности среди простого народа, не помогало победить в войне. Так зачем? Чтобы удовлетворить свою жажду крови? Запугать мирных фермеров и уличных музыкантов? Как ни крути, приходилось признать, что челы всё ещё были для него загадкой. С самой по себе концепцией войны между представителями одной семьи он ещё кое-как смирился, но планомерное уничтожение соплеменников вызывало лишь брезгливое недоумение.
Глядя в глаза лежавших рядом ополченцев, Гес видел в глубине их зрачков затаённый животный ужас. Они тоже прекрасно понимали, что значит падение города. Понимали — и уже ничего не могли с этим поделать. Большинство из них были ранены слишком тяжело, чтобы даже подняться, и единственное, что они могли предпринять — напряжённо вслушиваться в звуки боя за стенами да молиться Святой Марии — кажется, именно ей была посвящена эта церковь. Гес пытался понять их, прочувствовать их страх, проникнуться отчаянием, и не мог. Он точно знал, что выживет при любом исходе боя. Да, будет больно, придётся некоторое время изображать труп, но он выживет, а они — нет. Это было… нечестно. И хуже того, это делало его пребывание здесь бессмысленным: он шёл сюда за ощущением войны, настоящей, не опереточной, как на учениях в Убежище, а получил беспорядочную бойню, панику, затянувшуюся за пару часов дырку в животе и невозможность даже напугаться по-настоящему.
Гес поёрзал на своём импровизированном ложе, чем заслужил недовольный взгляд от пробегавшей мимо человской сестры милосердия. Напоказ простонал что-то невнятное, отогнал немного крови от лица, изображая бледность, и откинулся назад, на стену, незаметно сжав пальцы на прикладе винтовки. С оружием расставаться не хотелось: где он ещё найдёт в охваченной гражданской войной стране пристойный карабин?
За дверью прогремел близкий выстрел. Кто-то из раненых глухо застонал, молодая санитарка — та, что приволокла сюда Геса, — вздрогнула и прижала ладони к лицу. В дверь грохнул один мощный удар, за ним — второй. Гес подобрался, понимая, что второго шанса избежать показательного расстрела у него не будет. Наконец массивные створки распахнулись, и в церковь ворвался отряд легионеров, по-военному чётко распределив позиции и взяв на прицел всех, кто мог хотя бы сидеть.
Он почти успел. Не хватило какой-то пары ярдов до распахнутых дверей, за которыми он бы легко смешался с паникующей толпой.
Чья-то рука с неожиданной для чела силой ухватила его за шкирку и как котёнка приподняла над полом. Гес обернулся, насколько позволило его положение. На него с усмешкой смотрел дюжий легионер в потёртой националистской форме.
— Далеко собрался, парень? — лёгкий южный акцент выдавал в нём уроженца Андалусии.
— И откуда ты такой глазастый на мою голову? — едва слышно прошипел Гес на родном языке. Человское ухо восприняло бы это как нечленораздельный полустон-полувздох, поэтому он не особенно переживал по поводу нарушенной маскировки. Гораздо больше его беспокоило то, что чел на его месте не смог бы ходить с такой раной, но это можно было списать на отчаянный порыв обречённого.

Савериэну перестало быть интересно ещё пару часов назад, но свою роль нужно было доиграть до конца — и в этом сражении, и в этой войне. Бадахосу уже ничто не могло помочь, и скоро по его улицам должны были потечь реки крови. Против человской крови он ничего не имел — но и не получал особенного удовольствия. Его вообще не волновали жизни этих существ. Убивать их было легко, и он убивал. Когда это было необходимо, когда это было выгодно, когда это было удобно… или когда расход боеприпасов волновал его меньше, чем возня с военнопленными или местным населением. А так получалось практически всегда. Очень скоро он, вполне ожидаемо, прослыл чудовищем. Настолько, что даже подполковник Ягуэ считал его чудовищем — и был не прочь свалить на него эту грязную работу. А Савериэн нисколько ею не тяготился. Он получал то, зачем пришёл, и был доволен.
В Убежище говорили, что война не меняется. Чушь! Она переменчива так же, как жизнь, особенно теперь, когда вцепляются друг другу в глотки чаще всего челы, чьи технологии развиваются много быстрее, чем магия в Тайном Городе или в Убежище. И Савериэн следил за войной, пристально и внимательно, не пропускал ничего интересного, как городская барышня не пропускает новинки модных домов. Или как больной узнает о новых лекарствах. Примерно с той же одержимостью. Война была его стихией. Он многое умел, но не желал ничего другого, потому и жил от одной войны до другой. Асура не волновали стороны, не волновало, за кем правда, а за кем нет, — только ход сражений и кампаний. Иногда он приходил практиковаться, иногда, как сейчас, наблюдать.
Он потратил некоторое время на поиск нужной кандидатуры и в итоге вычислил чела подходящего звания и с соответствующим послужным списком. Чтоб не стыдно было поверить, как в человской же поговорке. И один бравый майор бесславно окончил свои дни, выходя из бара. Просто зашёл в узкий проулок, а через некоторое время из проулка вышел командующий Савериэн с его лицом. Если кто и заметил разницу, то только порадовался тому, что слабостей и ошибок у «чела» стало меньше. Звание позволило асуру и непосредственно участвовать в боях, и знать достаточно подробно тактическую и стратегическую ситуацию, а большего ему было и не нужно. Франкисты наделали кучу ошибок, таких, каких та война, что взрастила Савериэна, никогда не простила бы. Но он просто запоминал, исполнял приказы и не мешал.
А сейчас он отправил своих бойцов выломать двери старинной (по человским же меркам) часовни, в которой располагался военный госпиталь. С ранеными возиться было нечего. Даже те, кто мог, как уже многие, перейти на сторону националистов, были в слишком тяжёлом состоянии, чтобы тратить на них время и ресурсы. Так что, когда челы заняли позиции в здании, Савериэн уже готов был просто отдать приказ расстрелять тут всех прямо сейчас…
…Но вдруг услышал родную речь. Несмотря на всю свою выдержку, асур едва заметно вздрогнул, и сам чуть было не проронил совсем не испанское ругательство. Этого ещё не хватало! Обернувшись на голос, он увидел паренька-ополченца, который попытался улизнуть, но был тут же схвачен. Только вот этот паренёк спокойненько разгуливал с простреленным животом, хотя чел на его месте должен был лежать и слабо шевелиться. Конечно, челы, хоть и хрупкие создания, но полны сюрпризов, и иногда могут оказаться удивительно крепкими, и даже можно было в такое поверить — но незнакомый асур не умел держать язык за зубами.
Савериэн мысленно ещё раз выругался, ещё более грязно, костеря идиотов из паркетно-балетных войск Убежища, которые воображают себя великими героями, а потом лезут, куда не просили, и попадают в передряги. Но злостью делу не поможешь, а парня надо было вытащить. Конечно, по-настоящему он не умрет, но раскрыть себя вполне может, если не проследить.
Паренька тем временем уже грубо оттолкнули к остальным раненым, сгрудившимся на полу. Винтовку, лежавшую у его койки, забрали. А майор не спеша, почти демонстративно прошёлся вокруг захваченных ополченцев. Те притихли — испуганно, обречённо или просто угрюмо. Челы, что с них взять? Хоть бы кто под ноги плюнул для порядку…
Он остановился напротив сородича под маскировкой — неплохой, как он сейчас видел, маскировкой — и долго вглядывался в его лицо. Пусть челы видят, что его решение не взялось с потолка.
Под взглядом незнакомого легионера Гес чувствовал себя жертвой, растянутой на анатомическом столе дознавателя. Впервые за всё время пребывания здесь его пробрал ненаигранный озноб. Было в этом челе что-то такое, что заставляло его… бояться? Гес с трудом сглотнул и прикрыл глаза, подавляя невольную дрожь. Острых ощущений ему не хватало? Напугаться хотел? Ну вот, получай и распишись. Полный комплект, и не забудь про десерт. Тьма побери эти выверты подсознания…
— Охранять здание, — отчеканил Савериэн своим бойцам. — Никого не выпускать, гражданских не впускать. Никаких гражданских, — добавил он, когда сидевшая со своими подопечными сестра милосердия судорожно вздохнула.
И действительно, какой толк оказывать помощь этим челам, если на рассвете он прикажет их расстрелять?
Когда Гес снова открыл глаза, неизвестный чел — с майорской звездой и нашивкой на обшлаге, как он успел заметить, — уже отвернулся и резким, не терпящим возражений тоном раздавал приказы. Гес незаметно перевёл дух. Он и сам не понимал, с чего вдруг какой-то чел, хоть и, судя по всему, главный в этом подразделении, так сильно его взволновал. Маскировка — он на всякий случай проверил — была при нём, так что узнать его не могли. Да и с чего бы вдруг кому-то здесь, вдалеке от Тайного Города, вообще знать о том, что на земле живут не только челы?
— …А этого, — палец майора едва не уткнулся Гесу в грудь, и тот невольно отпрянул, — вечером ко мне на допрос. Вопросы есть? Выполнять!
«Сеньор желает развлечься пытками?» — он ещё пытался вяло иронизировать про себя, но свернувшееся внизу живота противное тянущее чувство не позволяло расслабиться. Пытки означали не только боль, что само по себе было неприятно, но и необходимость разыгрывать умирающего чела. Постоянно держать в голове их болевой порог, устойчивость к моральному давлению, хрупкость их костей, слабость их мышц… Кошмарно. А ведь придётся ещё и как-то объяснять зажившую рану на животе… Гес скривился. И что стоило этому челу выбрать себе какую-нибудь другую игрушку?

Время в часовне тянулось медленно, как во сне. Главный, чеканя шаг, давно ушёл по своим делам, охранники прохаживались между рядами раненых и санитарок, мгновенно пресекая любые попытки заговорить или передвинуться.
«Почему он просто не отдал приказ расстрелять всех сразу же? К чему эти игры в тюремщиков и заключённых?»
Кто-то из раненых протяжно застонал, и сестра милосердия дернулась в его сторону. Её тут же остановил тяжёлый удар прикладом, и девушка грузно осела на пол.
— Весёлая у вас работа, парни, — с девицами воевать, — не выдержал Гес. — Вы, главное, смотрите, чтоб какая посильнее вам не наваляла.
Прилетевший в висок приклад — всё тот же, которым досталось и сестричке, — был вполне ожидаем. Гес сцепил зубы, рассматривая звёзды перед глазами, а ударивший его солдат наклонился над ним, дыша какой-то острой едой и дрянным табаком:
— Ты что-то больно разговорчивый для раненого. Как животик? — следующий удар прилетел прямиком поверх повязки. Одна из санитарок тихо всхлипнула.
— Оставь его, Луис. Слышал, что сказал господин майор? Ему ещё до вечера дожить надо, — сквозь пелену оглушающей боли — проклятый солдафон умудрился сместить недорастворённую пулю у него в кишках — Гес разобрал знакомый андалусский говор.
«Ну, спасибо, защитничек…» — план разозлить солдат и после избиения притвориться мёртвым с треском провалился. Противник оказался слишком умён и осторожен. До заката оставалось ещё часов пять, и за это время нужно было придумать новый план, но в голову, как назло, ничего не приходило.
Потяжелевшие веки становилось всё сложнее держать поднятыми. Организм напоминал, что чем меньше энергии тратится на бодрствование, тем легче и быстрее проходит регенерация — а может, намекал на то, что спящие не имеют привычки нарываться на новые повреждения. Некоторое время Гес еще пытался бороться с подступающим полузабытьем, но в конце концов сдался и провалился в тяжелую, мутную дрему, больше напоминавшую долгое беспамятство.

— Сам пойдешь или подогнать? — поименованный ранее Луисом приподнял подбородок Геса дулом своего карабина. За окнами церкви стояли густые сумерки, ещё не превратившиеся в ночь, но уже не позволявшие отчётливо разглядеть очертания домов.
— Куда он пойд ёт? — сплюнул в сторону тот, кого Гес успел про себя назвать Андалусцем. — Господину майору он нужен живым, так что придётся тащить.
— Что ты заладил: «господин майор», «господин майор»… Как будто ему не плевать, кого из этих отбросов допрашивать! Не доживёт этот — возьмём другого, — дуло переместилось от шеи Геса к лежавшему по соседству ополченцу. — Вот увидишь, Хосе, твой разлюбезный господин майор даже не заметит разницы.
— Идиот ты, Луис, — мрачно отозвался Андалусец-Хосе. — Видел, как он на него пялился перед тем, как уйти? Он его запомнил. И если мы не притащим ему именно этого ублюдка, допрашивать он будет нас. Так что шевели своей арагонской задницей и бери его справа. Я слева подхвачу.
Гес мстительно расслабился, позволив ногам волочиться по земле — облегчать работу своим конвоирам он не собирался. Впрочем, болезненный тычок под рёбра заставил его передумать.
— Ну, ты, смертничек! Шевели копытами, чего разлёгся, как на постели?
Гес заковыристо ругнулся по-испански, стараясь придать своему голосу как можно больше страдальческих ноток.
— Вот подожди, — фыркнул в ответ Хосе, прислоняя его ненадолго к стенке, чтобы прикурить папиросу. — Когда господин майор за тебя примется, мы тебе ангелами небесными покажемся.
Вонючий дым устремился Гесу прямо в лицо, и тот не сдержался — поморщился. Это и стало его главной ошибкой. Весело приподняв брови, Хосе демонстративно, с оттяжкой, выдохнул дым, целясь ему в глаза. Гес непритворно закашлялся и сразу же почувствовал, как мучительно двигаются в животе остатки пули. Похоже, бледность можно было уже не симулировать.
— Ну что, пошли? — конвоиры, не церемонясь, подхватили его с двух сторон и целеустремленно потащили вдоль по узенькой кривой улочке, окольными путями выходившей на центральный городской проспект.

Здание, куда понесли Геса, не особенно выделялось среди прочих. Жилой дом, разумеется, опустевший ещё в начале боёв в городе, разве что пострадал меньше прочих. Только кое-где были выбиты стёкла, да грязно-серый налёт копоти появился на нежно-кремовой штукатурке. Входная дверь была открыта, и перед ней Хосе задержался и с каким-то опасливым видом затушил и выкинул наполовину выкуренную папиросу. В отличие от большинства обжитых челами домов, в этом совсем не было накурено. Луис одобрительно хмыкнул. Они дальше потащили своего пленника через двери, и вскоре оказались перед широкой лестницей, ведущей на второй этаж и в подвал.
Внутри дома всё осталось нетронутым, не пострадали даже висевшие на стенах простенькие этюды в непомерно вычурных рамах и горшки с растениями на меленьких полочках. А конвоиры тем временем резко отпустили Геса на пол и перехватили по-другому.
— Я бы тебя по ступеням протащил, — наклонившись, чтобы взять его под мышки, сообщил Хосе. — Но твоя ценная задница будет в сохранности ещё пару минут.
— Успеешь подумать о душе, — добавил Луис, хватаясь за ноги Геса.
Крякнув, легионеры подняли его и понесли вверх по ступеням. В доме они как-то порядком притихли и несли пленника относительно аккуратно, даже ни разу не встряхнули слишком сильно. Миновав три пролёта, они свернули в короткий коридор с огромными арочными окнами, залитый красноватым светом заходящего солнца. Похоже, «господин майор» нисколько не стеснялся своих развлечений и не собирался прятать пленника в подвале.
Остановившись перед крепкой дубовой дверью, конвоиры снова плюхнули Геса на пол, затем Хосе осторожно постучал.
— Войдите, — раздался из-за двери уже знакомый Гесу голос.
Дверь открыли, его снова подхватили с двух сторон и поволокли в просторный кабинет, видимо, некогда принадлежавший хозяину дома или квартиры. Теперь отсюда вынесли всё лишнее, оставили только широкое кожаное кресло, длинный стол с лакированной столешницей, в которую по углам были вбиты скобы — блестящие, совсем новые. Это явно было сделано совсем недавно. Ещё был комод в углу — и больше ничего. Помещение было рассчитано на гораздо большее количество вещей, а потому казалось пустым.
Майор стоял у окна с бутылкой вина в руке и поначалу даже не обернулся на своих солдат и пленного ополченца. А Хосе и Луис застыли посреди кабинета, не выпуская Геса и глядя на своего командира со смесью преданности и страха, причём второго было заметно больше.
— По вашему приказу… — начал Хосе.
— Отставить, — майор небрежно отмахнулся. — На стол его. Не привязывать. И вон отсюда.
Двое челов буквально закинули Геса на стол и, козырнув, удалились довольно торопливо и с явным облегчением. А их командир всё так же молча пил вино у окна, пока шаги солдат не утихли в коридоре, и только потом прошёл по кабинету и закрыл дверь изнутри на массивную щеколду.
— Что ты здесь забыл? — проговорил Савериэн на родном языке.
К тому времени, как его спина соприкоснулась со столешницей, Гес почувствовал, что имеет все основания изобразить глубокую отключку. Его несколько раз совсем не нежно роняли на пол, дышали дымом в лицо и едва не спустили с лестницы — и это всё, между прочим, невзирая на гипотетическую дырку у него в животе. Скоты… Он уже совсем расслабился было, закатывая глаза и выравнивая дыхание, как вдруг услышал то, что здесь просто не должно было звучать. После грубого человского языка родная речь казалась музыкой для ушей, и Гес с удовольствием слушал бы её вечно… Если бы не смысл прозвучавших слов, который вернул его к реальности так же резко, как и буквально сочившееся из голоса сородича брезгливое удивление. Как будто он случайно встретил в захваченном городе не асура, а тифозную вошь размером с собаку.
Подойдя к лежащему Гесу, Савериэн опёрся рукой о край стола, глядя на асура сверху вниз. Лицо его, типично испанское, без особых примет, оставалось непроницаемо, а взгляд сделался ещё холоднее, чем тот, которым он смотрел на челов-республиканцев. Савериэн прекрасно владел своими чувствами и теперь позволял Гесу ощутить только своё почти не скрываемое презрение.
— А ты? — Гес упрямо дёрнул плечом. Кто этот парень вообще такой, чтобы перед ним отчитываться?
Беспомощная распластанность на столе начинала напрягать. Гес подтянулся повыше и сел. Взгляд неизвестного сородича всё ещё заставлял его чувствовать себя не в своей тарелке, но теперь Гес уже был готов к этому эффекту, и потому впечатление не было таким сильным.
— Не понял? — полуутвердительно ответил Савериэн, разумеется, начисто проигнорировав вопрос. Этому ведь всё разжевать нужно. — По чьему приказу ты здесь, и каково твоё задание?
Он положил Гесу руку на плечо и, резко надавив, уложил того обратно.
— Не вставай. Скоро челы должны услышать, как ты орёшь.
— А с чего ты взял, что имеешь право спрашивать? — Гес шалел от собственной наглости, но просто так остановиться уже не мог. — В каком ты звании, чтобы требовать от меня ответов?
В животе скручивалась тугая, холодная пружина плохих предчувствий.
«Он что, в самом деле собирается меня пытать?»
— Будь ты Каэлем, я бы тебе отчитался, но ты не похож, — на этот раз Савериэн снизошёл до краткого объяснения и счёл его более чем достаточным. Руку с плеча сородича он, конечно же, не убрал, только сильнее вдавил его в стол.
Осознание того, что сейчас он безоружен и, по сути, беспомощен, а майор, похоже, и не помышляет о том, чтобы отпустить его восвояси, накатило на Геса тошнотворной волной ещё не паники, но уже чего-то большего, чем просто страх. Он дёрнулся вперёд, однако тщетно — держали его крепко.
— Пусти. Чего ты хочешь? Я ни демона не знаю про планы командования и всякую лабуду в этом духе. Давай ты просто меня пристрелишь, я полежу где-нибудь в уголке, а ночью уйду через чёрный ход?
— Нет, отпустить я тебя не могу. У тебя два варианта: либо ты отвечаешь на мои вопросы, и я красиво разукрашу твою человскую шкурку, пока ты плюёшь в потолок, либо ты и дальше забываешься, и всё по-настоящему.
Молокосос из Убежища уже поджал хвост и надеялся легко отделаться, наплевав на свою и его легенду, и Савериэна это раздражало. В принципе, он мог бы это устроить, но этот асур поблажек явно не заслуживал. Более того, наглому юнцу стоило бы хлебнуть жизни вне родной теплицы, от этого мозги быстро встают на место.
— В к-каком смысле «по-настоящему»? — вопрос вырвался помимо его воли. Гес всё ещё не мог поверить, что его сородич — асур! — всерьёз намеревается пытать его, чтобы… А чтобы что? Что он такого важного должен был ему поведать? — Хорошо, я отвечу…
«Он думает, что я работаю на Убежище? Да нет, чушь, армия не покидает его стен…»
Савериэну хотелось на него рявкнуть, но делать этого не стоило. В захваченном городе, где солдатам позволили бесчинствовать, не было тихо, и шум скрывал разговоры, но вести их всё равно нужно было негромко.
— Кто тебя отправил из Убежища? — он смерил Геса долгим и ещё более презрительным взглядом и добавил другое предположение: — Или кто тебя отпустил? Или от кого ты сбежал? И — с какой целью?
Свободной рукой асур выудил из кармана формы прочный кожаный ремешок и ловким, привычным движением набросил петлю на запястье Геса, а потом резко оттянул его руку к углу стола, где была вбита скоба. Застегнул так, чтобы ремень сильно вдавливался в кожу асура, и был заметный след, и потянулся за вторым таким же.
— Лучше не дёргайся.
Разумеется, первое, что он сделал, — попытался подёргать рукой. Ремешок больно врезался в запястье, и Гес сдавленно прошипел громоздкую нецензурную конструкцию — для разнообразия по-испански.
— Зачем это? Я же сказал, что буду отвечать! Никто меня не отправлял, — на этом месте он гордо вздёрнул подбородок. — Я сам их всех отправил. Точнее, послал. На хрен. Зачем? Ну… Надоело. Какая тебе-то разница? Тебя что, мой командир сюда прислал, чтобы меня обратно вернуть?
Гес издал нервный смешок — на самом деле, весело ему не было, но сама ситуация отдавала каким-то запредельным абсурдом: встретить сородича тьма знает где, абсолютно случайно, только для того, чтобы через несколько часов лежать распятым у него на столе в двусмысленной позе.
— Это не ответ. Что тебе нужно именно здесь и именно сейчас?
Зафиксировав Гесу вторую руку, Савериэн коротко, почти без замаха ударил его как раз в удачно подставленную челюсть. Удар этот вышел хлестким и резким, так что должен был остаться заметный кровоподтёк, даже кожа лопнула. Но при этом больно было не слишком сильно.
— Мы все — заложники своей легенды, — пояснил Савериэн. — Не пытайся молчать и изображать героя.
Подмывало съязвить, но вовремя проснувшийся инстинкт самосохранения не позволил.
— В глобальном смысле — победа республики. Прямо сейчас… — Гес коротко вскрикнул. Не от боли — от неожиданности: удар был настолько быстрым и отточенным, что заметить его заранее он не успел. — Слушай, ты мог бы не бить меня по зубам, когда я говорить пытаюсь? Чуть язык себе не откусил…
Гес понимал, что снова наглеет, но страх постепенно сходил на нет. Судя по силе удара, его действительно собирались всего лишь немного разукрасить. Это успокаивало. Даже вселяло надежду на удачный исход всей затеи: подумаешь, полежать пару часов, поорать напоказ и отправиться на все четыре стороны под видом трупа. Случались в его жизни приключения и похуже.
Его ещё не совсем отпустило, но ситуация стала казаться скорее забавной, чем пугающей.
— Прямо сейчас… Ну, раз уж город пал, видимо, примкнуть к какой-нибудь части ополчения и уйти защищать следующий. Куда вы там дальше планируете направиться?
— Какой наивный.
Савериэн усмехнулся и на этот раз ударил выше — впечатал кулак в глаз и верх скулы — как раз, чтобы глаз непременно заплыл.
— Значит, ты вообразил себя великим воином и борцом за идею. И поспешил на настоящую войну, думая, что умение тянуть носок на параде тебе здесь поможет. Я угадал?
Стоило парню немного успокоиться, как он тут же повёл себя так, будто не он пару минут назад трясся от страха. Не лучшее качество.
— Иди ты… — Гес благоразумно не стал уточнять — куда. — По-твоему, продолжать тянуть носок на параде было бы лучше?
Глаз неприятно отекал, но по сравнению с тем, что могло бы ему грозить, это казалось сущей мелочью. Гес поздно вспомнил о том, что надо бы покричать, и сдавленный вопль вышел каким-то невнятным. Впрочем, кто будет судить? Лишь бы за дверью хорошо слышно было.
— А ты годишься на большее? — Савериэн брезгливо поморщился.
Он отошёл от стола и достал из ящика комода окованную железом дубинку — сувенир с недавно отгремевшей Первой Мировой Войны. Тогда врукопашную чего только не носили. А теперь избавляться от крови асура здесь не хотелось, так что приходилось изворачиваться. Тем более что изображал боль и повреждения мальчик из Убежища так же паршиво, как и в госпитале.
— Выбрал не ту сторону, — дубинка резко опустилась Гесу на локоть — ещё немного, и кость бы сломалась. — Попал к челам в плен, — ещё один удар, рядом, но не ровно в ту же точку, как следовало бы. — Бегал с простреленным брюхом и даже забыл, на каком языке говоришь, — третий удар пришёлся чуть выше сустава, но так, чтобы отдалось в нерв. Это за наглость. — Так зачем тебе всё это?
Изображать мучения уже не было нужно: теперь кричать действительно хотелось, и Гес не стал себе в этом отказывать. Он не мог не оценить, с какой филигранной точностью ему причиняют боль, но не калечат слишком сильно. Интересно, почему? Жалеет? Или имеет на него какие-то планы?
Мысли расплывались, и Гес не сразу понял, что ему говорят. Но когда понял, едва подавил порыв снова рвануться вперёд в тщетной попытке сломать мучителю нос.
— Не тебе решать, чью сторону мне выбирать! Ты мне не командир!
За всё остальное… Да, пожалуй, было даже немного стыдно. Но если бы проклятый сородич не явился из ниоткуда на его голову, это всё сошло бы ему с рук! Он бы уже лежал в одной яме с другими расстрелянными, ждал, пока зарастут раны и можно будет незаметно выбраться из города.
— Если бы ты прокололся ещё сильнее, я разгребал бы последствия.
Дубинка так же точно и выверено опустилась на другой локоть Геса. Но второго удара сразу не последовало. Оторвавшись от своего занятия, Савериэн забрал с подоконника ополовиненную бутылку вина, отхлебнул прямо из горла и с ней вернулся к столу с привязанным сородичем.
— Давай, расскажи мне, чем одни челы лучше других. Очень любопытно.
Гес инстинктивно попытался сжаться в комок или хотя бы убрать из зоны поражения дубинки второй локоть, но путы, про которые он уже почти забыл, резко впились в запястье, не давая пошевелиться. Кажется, на руке даже лопнула кожа — он не мог точно сказать из-за отдававшей в кисть боли на месте первого удара.
Однако второго удара не последовало. Гес осторожно, стараясь не двигать руками, приподнялся на столе и слегка развернулся в сторону окна. Сородич совершенно бессовестно пил. На службе. Ох, как взгрели бы его за это в Убежище… Впрочем, что теперь до того? Убежище далеко, а дубинка рядом, и чтобы хоть немного отсрочить новую порцию боли, Гес принялся говорить.
— Они хотя бы не убивают гражданских. По крайней мере, сейчас. Что ты сделаешь с теми челами в церкви? Расстреляешь, правильно? Такой ведь у тебя приказ? Там есть женщины. Есть совсем ещё подростки. Есть мирные люди, которых просто ранили во время уличных боёв…
— Это называется подмена понятий, — заметил Савериэн, сопровождая свои слова очередным ударом. Сегодня он предпочитал симметрию. Алое пятно на рукаве Геса сделалось шире, кровь уже вымазывала стол. Впрочем, её ещё было немного.
— Сторону ты выбрал много раньше, чем город был захвачен. Или думаешь, эти не убивают гражданских?
— Не они начали эту войну.
Соображать — и, соответственно, отвечать впопад, — с каждым ударом становилось всё сложнее. Гес прикрыл было глаза, но почти сразу снова открыл — почему-то в отсутствие зрения и без того яркие ощущения становились ещё отчётливее.
Савериэн снова приложился к бутылке, давая сородичу время передохнуть и ответить. И, заметив его взгляд, добавил:
— Чего уставился? Тоже хочешь?
— Ты же на службе. Небось, солдатам своим запрещаешь? А теперь пользуешься тем, что отослал их прочь?
На это Савериэн чуть было не поперхнулся от удивления. Из такого положения ему ещё никто не напоминал про устав. Видимо, всё остальное молодого асура совершенно не смущало.
— Как скажешь, — равнодушно ответил он и, примерившись, ударил сородича в плечо, по и так неудобно вывернутому суставу.
— А они свергли короля. Но речь только что шла о гражданских. Так в чём разница?
Гес почти услышал, как хрустит под ударом какая-то мелкая косточка в плече и мимоходом пожалел о том, что не согласился на выпивку, когда предлагали. Алкоголь помог бы притупить боль. Наверное. В Убежище он как-то не пробовал пить вино, когда ему выламывают суставы.
Он почувствовал, как от болевого шока сознание начинает потихоньку отъезжать, и напрягся. Отключаться сейчас было никак нельзя: не столько из-за глупой гордости, сколько из-за того, что сородичу он так и не смог окончательно довериться. Кто его знает, что этот непонятный асур решит сделать с его бездыханной тушкой? Отправит экстренным порталом обратно в Убежище, вот позору-то будет…
— Короля не расстреляли… — Гес догадывался, что отвечает невпопад, но говорил уже только ради того, чтобы говорить. Пока он шевелил языком, противные чёрные мушки на периферии поля зрения ненадолго рассеивались. — Если бы франкисты не выступили, гражданских не убивал бы никто.
— Это не только одна Семья, но и один народ, у них всё одинаковое. И гражданским всё равно, кто их убивает, и кто первый начал. Они все различаются только ерундой, вбитой в их головы. А их лидеры одинаково хотят власти, но одна из сторон всегда перспективнее.
«Ха! Слышали бы тебя баски с каталонцами! Один народ, как же…»
За время тесного общения с ополченцами Гес успел понахвататься от них рассуждений о политической обстановке в стране, так что от столь смелых заявлений аж разом выплыл из подступающего обморока. Правда, озвучивать свои соображения на эту тему благоразумно не торопился — наслаждался короткой передышкой, пока мог. Савериэн снова давал ему передохнуть, а ещё осторожно похлопал по уцелевшей щеке, чтобы привести в чувства.
— Стало быть, ты совершил ещё одну глупость. И посмотри на себя — жалкое зрелище, иные челы тебя крепче. Так зачем тебе настоящая война? Почему дома не сиделось?
«Челы крепче, как же… Ложись на мое место, я на тебя посмотрю, умник!»
— Какая тебе-то разница? Захотелось, — Гес искренне не понимал, какое сородичу дело до его желаний и мотивов. Как будто это что-то могло изменить. — Считай, что я решил стать местным национальным героем.
— Много нагеройствовал? — почти участливо спросил Савериэн, отвешивая ему дубинкой в то же плечо.
— Лучше бы ты помнил о своей Семье. Помнил, что твой провал опасен не только для тебя. И не лез в то, к чему ты не годен.
На самом деле Савериэн врал и прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Парнишка был не промах, и мог бы далеко пойти. И сейчас он едва не терял сознание, но пощады ни разу не попросил, хотя настоящими врагами они не были.
— Но если тебе захотелось — хорошо.
Следующий удар оставил ему трещину в ключице, но не сломал. Силы для восстановления асуру ещё понадобятся, не стоит тратить их сейчас.
— Ты получишь то, зачем пришёл, и закончишь так, как заканчивает большинство героев. Скоро я отправлю тебя обратно, а на рассвете лично пущу тебе пулю в затылок. Ты полежишь в яме и подумаешь, как хорошо тебе жилось в Убежище, а ночью я за тобой приду.
— Зачем?.. — Гес поздно понял, что даже такой банальный процесс, как дыхание, теперь стал мучителен. Ключица отзывалась на каждый вдох ноющей, тягучей порцией боли. — Зачем придёшь? Оставь и уходи. Со своими. Я сам.
«И надеюсь, больше мы с тобой не встретимся…»
— Чтобы никого не оказалось рядом. И на случай, если не сможешь вылезти. Ты зря думаешь, будто это просто.
Савериэн больше не снисходил до объяснений, а ещё через час на Гесе не осталось живого места, кроме ног — «а то завтра забудешь, что должен хромать». И наконец пришли всё те же двое легионеров и поволокли пленного прочь, обратно в церковь. Теперь ничего изображать было не нужно: с распухшими руками и покрытый жуткими кровоподтёками по всему телу, асур и правда выглядел так, как будто был едва живым.

Оставшись в одиночестве, Савериэн стёр со стола кровь, устроился в кресле и долго неотрывно смотрел на красные пятна на белой салфетке. Скоро они станут серебристыми — а такой крови на его руках раньше не было, и он даже не представлял до сего дня, что может быть. Но всё случается в первый раз, и теперь на душе было донельзя погано. Словно он перешёл какую-то черту, за которую не стоило заступать даже ему. Но это, конечно же, совсем не нужно было знать ни его солдатам, ни пареньку-асуру.
За городской стеной согнанные местные жители копали огромную яму, в которой завтра сами же и окажутся. И вместе с ними — неудавшийся «национальный герой». Это пойдёт ему на пользу.

В старой церкви было по-прежнему тихо. Хосе и Луис — Гес узнал их только по голосам, когда они обсуждали, не бросить ли заведомого смертника в ближайшей канаве, чтоб не тащить, — всё-таки оказали ему услугу, доставив обратно туда, откуда взяли, и он с тщательно скрытым облегчением вновь почувствовал под спиной пучок колкой соломы.
Болело буквально всё. Каждая мышца, каждая косточка и каждый нерв в его многострадальном теле отзывались на любое движение. Открыть глаза он уже даже не пытался — левый заплыл до такой степени, что представлял из себя едва заметную щёлочку посреди огромного кровоподтёка, ресницы на правом же склеились от крови, натёкшей из рассечённой брови. К несчастью, это было меньшей из его проблем.
Конечно, можно было бы влить немного энергии из резерва в раны, ускоряя и без того быструю регенерацию, но в целях маскировки этого делать не следовало точно. Внутренний голос искушающе шептал, что все эти челы скоро умрут и уже никому ничего не расскажут, но Гес гнал его из мыслей, как мог. Их вынужденные тюремщики, похоже, начали тяготиться своей ролью — а может, им просто надоело находиться среди стонов раненых и всхлипов женщин. Как бы то ни было, свою вахту они несли за дверями церкви, за что Гес был им крайне благодарен. Одно присутствие проклятых курильщиков здорово портило ему настроение. А ещё они оба напоминали о недавнем визите к тому асуру… Тьма, он же даже не узнал, как его звали! Впрочем, у него ещё будет время спросить.
К нему подбежала одна из сестричек милосердия. Бойкие девушки то ли ещё на что-то надеялись, то ли не могли смотреть на то, как рядом кто-то мучается, и не прекращали свою работу ни на минуту. Им уже почти нечем было облегчить страдания раненых, но они старались, как могли.
Его истерзанных рук коснулись нежные тонкие девичьи пальчики, и Гес почувствовал, как защемило в сердце.
— Сколько ещё до рассвета? — в горле пересохло, и вопрос получился едва различимым за мешаниной хрипов, но девушка поняла.
— Часа три…
Через три часа эта добрая девочка станет свежим трупом. Одним из сотен таких же.
Гес, с трудом пошевелившись, перехватил её руку.
— Не надо, милая. Помоги тем, кого ещё можно спасти.
Она на несколько мгновений замерла, казалось, даже не дыша, затем осторожно, словно боясь потревожить, отняла ладонь.
— Хуанита. Меня так зовут. Запомни, и, если что… Если вдруг… Позови, хорошо?
Гес изобразил на разбитом лице улыбку. Зрелище вышло наверняка устрашающим, но девушка только тихонько вздохнула, поднялась на ноги и, дробно стуча набойками, убежала ближе к алтарю, туда, где лежали легкораненые.

Рассвет наступил неожиданно. Как это часто бывает на юге, ночь кончилась стремительно, словно кто-то сдёрнул с утреннего солнца тёмное покрывало.
— На выход! — прозвучало от дверей со знакомым до тошноты андалусским акцентом. — Шевелитесь, твари! Тех, кто не может идти, тащите сами, а не то поползут!
Гес попытался прикинуть, мог бы чел на его месте встать на ноги, но его опередили.
— О, смотри-ка, Хосе! Не сдох вчера наш красавчик!
— Что это за падаль? — присоединился незнакомый голос.
— Его вчера господин майор допрашивал. И он всё ещё дышит, видать, крепкий попался.
«Ты себе даже не представляешь — насколько», — хмыкнул про себя Гес. Он решил не двигаться и подождать развития событий.
— Вы долго там? — прозвучал от двери голос Хосе. — Хватайте оставшихся и двигайте сюда уже, расстрельная команда готова.
Луис мрачно сплюнул Гесу на грудь.
— Я невесту свою столько не таскал на руках, как тебя, чертов ты ублюдок! Педро, давай его за ноги, я за руки возьмусь.

На выходе из церкви всех выстроили нестройной колонной и, подгоняя ударами прикладов, погнали за городские стены, к выкопанной прошлой ночью яме. Кто-то шёл нормально, кто-то еле плёлся. Женщины всхлипывали, и вместе с ними — несколько подростков, но большинство шло в угрюмом молчании. Тяжелораненых несли на руках те, кто пострадал меньше, только Геса и ещё одного ополченца тащили конвоиры. И делали они это отнюдь не нежно. Луис и Педро были бы не прочь ускорить шаг, чтобы быстрее добраться до места и отпустить наконец свою ношу, но были вынуждены двигаться с той же скоростью, что и вся колонна, в которой многие, несмотря на окрики и тычки, не могли идти быстро, а остальные не торопились к своей неминуемой гибели. Так несколько раз Геса, как мешок, роняли на землю, а иногда Луис как бы случайно отвешивал ему пинка по спине, которая у него вчера не пострадала, но удары и тряска отдавались во всём теле огненными вспышками боли.
В какой-то момент рядом с Гесом оказалась Хуанита, она наклонилась, чтобы сказать ему что-то ободряющее, хотя её саму трясло, и она начинала заикаться от шока, но девушку слишком быстро отогнали.
Колонна шла через кварталы, откуда ещё не выгнали всех жителей, и челы робко выглядывали из окон, некоторые выходили из домов, чтобы посмотреть на своих обречённых соплеменников, ещё не зная, что их самих скоро ждёт та же участь. Кто-то плакал, кто-то кричал проклятия, кто-то молился.
— Алонсо! Алонсо! — пожилая женщина выбежала вперёд, устремившись к одному из ополченцев. Парень с рукой на перевязи и забинтованной головой обернулся на оклик, выставил здоровую руку вперёд, показывая остановиться. Но поздно. Прогремел выстрел, женщина рухнула на мостовую, под ней растекалась тёмно-красная лужа.
Чел дёрнулся, как будто попали в него, остановился, но его тут же погнали дальше ударами прикладов. Толпа притихла на пару минут, но скоро плач и ругательства послышались снова, и были громче, чем раньше, однако теперь подойти к колонне больше никто не решался.
Около городских стен сдали нервы у совсем юного чела, лет пятнадцати-шестнадцати. С истошным криком он кинулся прочь, но его остановили, повалили на землю и долго били, пока остальная колонна проходила мимо.
Наконец показались разрушенные стены и длинный свежий ров впереди. Судя по высоте кучи земли за ним — довольно глубокий. Уж точно не на несколько десятков убитых…
Около рва, ожидаемо, скучала половина роты националистов с винтовками, и прохаживался взад-вперёд тот самый асур, вчерашний знакомец Геса. И нетрудно было догадаться, кого он ждал.
Всех выстроили вдоль рва; тяжелораненых, которые не могли стоять, кое-как поставили на колени — именно так Луис и Педро поступили и с Гесом. Рядом с ним поставили Хуаниту — или она сама так переместилась, не понять. От девушки исходили волны панического ужаса, она беззвучно плакала. Впрочем, она такая была не одна.
— Девчонку не могу, — послышался приглушенный до шепота голос откуда-то сзади и сбоку. И такой же тихий ответ:
— Уймись, Хулио, мне, что ли, проще? Вечно ты…
Говоривший осёкся и мгновенно умолк.
— Этот мой, — раздался ровно за спиной Геса холодный, резкий голос майора. И, спустя несколько мгновений, уже громче:
— На позицию. Целься.
В затылок Геса ткнулось холодное дуло винтовки.
— Огонь.

Земля под ним пахла гнилью, кровью и сыростью. В голове шумело, тело казалось лёгким и звонким, как стеклянный шар. Больно почти не было — то ли от шока, то ли… Гес прикрыл глаза и бегло пробежался мысленным взором по своему организму. Так и есть. Его мудрое подсознание, почувствовав достаточно серьёзную травму, чтобы начать бороться за его жизнь, выбросило почти весь запас магической энергии на лечение. На все травмы его резерва, конечно, не хватило, но самые тяжёлые повреждения затянулись, и по сравнению с тем, что было ночью, чувствовал он себя просто прекрасно.
Сознание возвращалось постепенно, принося с собой остатки боли в ранах, и, что было хуже всего, — память.
…Давешняя девочка рядом с ним едва слышно всхлипывала, шептала что-то заполошное на латыни — молилась? Гес никогда не понимал человских религий — у него просто в голове не укладывалось, как можно всерьёз отдавать свою судьбу на волю какого-то выдуманного существа. Он и сам верил в Спящего, но Спящий был для него кем-то далёким, нереальным, и Гесу уж точно в голову бы не пришло обращаться к нему перед смертью. И всё же теперь он, кажется, понял, зачем челы молились своим богам. Они всего лишь искали утешения.
Он хотел найти её руку, как-то поддержать, хотя бы дать понять, что она не одна, но не успел. Выстрел взорвался кровавым фейерверком внутри черепа, он успел почувствовать, что летит вниз, попытаться сгруппироваться… И провалиться в светлое ничто.
Ему казалось, он до сих пор слышит рядом с собой тихие, полузадушенные хрипы и стоны. Глупости, конечно, просто простреленный мозг играет с ним злую шутку… Или нет? Гес насторожился.
Челы всегда казались ему очень хрупкими созданиями. Их могла убить всего одна простая свинцовая пуля весом меньше десяти грамм — при удачном исходе воина-асура бы это даже не замедлило. Челы умирали от тысячи разных болезней, травились, старели, загоняли себя и ближнего тяжёлой работой до смерти… Но иногда они преподносили удивительные сюрпризы.
Гес не мог повернуть голову и посмотреть в ту сторону, откуда доносились звуки, не выдав себя. Впрочем, он и так догадывался, что мог бы там увидеть: свернувшуюся калачиком от невыносимой боли, дрожащую в агонии девушку. У её палача всё-таки дрогнула рука, и Хуанита полетела в яму, будучи ещё живой.
Никогда до сего момента Гес не желал чьей-то смерти так сильно, так отчаянно. Секунды тянулись, складываясь в минуты, а она всё стонала и стонала где-то совсем рядом, то затихая на несколько мгновений, то снова подавая голос.
«Тьма!.. Умри. Отмучайся уже. Всё, замолчи. Перестань…»
Наверху прогремели выстрелы, снова остро запахло кровью, и в яму полетела очередная порция трупов. Один приземлился Гесу на ногу, и асур едва удержался от того, чтобы вскрикнуть: тяжёлое тело выбило ему колено из сустава. Ничего. Это ещё ничего…
Девушка рядом задушенно охнула — наверное, тоже досталось, — и застонала ещё тише.
«Проклятый человский бог… Я понятия не имею, слышишь ты или нет, но она в тебя верила. Она звала тебя. Челы говорят, ты милосерден — так покажи свою доброту! Дай ей наконец уйти с миром!»
Он понятия не имел, зачем обращается к тому, чье существование полагал сказкой. Может, как и сами челы, искал утешения? Может, просто пытался сделать хоть что-то, что было в его силах? Хуаните это не могло помочь. Исходившие от неё боль, непонимание и какая-то детская горькая обида захлёстывали разум, мешали дышать.
Гес подумал о том, что мог бы убить её. Прямо сейчас. Достаточно было собрать те крохи светлой энергии, что у него остались, и дотянуться до её сердца «Петелькой» — простеньким удерживающим арканом. Она бы умерла почти мгновенно — но аркан, построенный на магии света, засекли бы в момент. Гес еле слышно скрипнул зубами. Ставить под угрозу Семью нельзя было даже ради сотни Хуанит. Оставалось одно — отрешиться, сделать вид, что нет никаких жалобных стонов. Не слышать, не чувствовать, не думать об этом. Усилием воли Гес отогнал от головы кровь и, уже погружаясь в подобие искусственной комы, различил в её стоне единственное слово.
Она звала маму.

Очнулся он от того, что дышать стало трудно.
Очнулся — и тут же прислушался, но, к счастью, не различил ни звука. Сверху навалились тела, уже начавшие разлагаться на жарком испанском солнце, и от смрада, стоявшего на дне ямы, Гес ощутил потребность немедленно прочистить желудок. Невероятным усилием воли он всё же сдержался, памятуя о секретности, но мутить не перестало. Он попытался оценить обстановку, хоть как-то понять, сколько времени прошло, однако трупы сверху мешали понять, где солнце. Решившись, Гес всё-таки открыл глаза.
По небу разливался алый закат, похожий на пролитый графин гранатового сока. Повернув голову, Гес мог видеть его в маленькую щёлочку между двумя мёртвыми ополченцами, и этого ему было достаточно. Уже скоро — закат в этих местах был таким же коротким, как и рассвет, — должна была прийти ночь, а вместе с ней и долгожданная свобода. Нужно было подождать, пока окончательно стемнеет, но снова погружать себя в забытье Гес не решился — боялся задохнуться под грузом тел. Умереть он бы всё равно не смог, но лишиться сил, борясь за каждый вдох, тоже было бы весьма некстати. Он повернулся, немного меняя положение и перенося вес трупов с себя на мертвых соседей по братской могиле. Навряд ли кто-то уже мог заметить его маневр — судя по тому, что сверху не доносилось ни звука, на сегодня работа расстрельной команды была окончена. И то верно — надо же челам отдыхать…
Его всё-таки вывернуло. Прямо на подол того, что осталось от Хуаниты — оказалось, она лежала совсем рядом с ним. Её распухшее, искаженное в уродливой посмертной гримасе лицо так мало напоминало ту милую девушку, которой она была при жизни, что Гес не сразу понял, на кого он смотрит. А когда понял, освободил желудок ещё раз, с отвращением замечая в рвотных массах комочки свернувшейся крови. Стараясь дышать через раз, снова отвернулся к щели, через которую просматривалось небо, и замер. Нужно было экономить силы, пока они ещё оставались.

Он был уверен, что лишь чудом дожил до темноты. Тяжёлый смрад давил на лёгкие изнутри, выжимал последние остатки воли к жизни. Гес на пробу пошевелился. Затёкшие за целый день неподвижности мышцы отозвались резкой болью, но то, что они хотя бы слушались, уже радовало. Когда кусочек неба в щели потемнел настолько, что стал неотличим от залитых побуревшей кровью тел, Гес начал понемногу выбираться на поверхность.
Уже тронутые трупным окоченением тела были тяжёлыми даже для него. Будь он здоровым, отдохнувшим и полным магической энергии, он бы их даже не заметил, но сейчас каждое лишнее усилие воспринималось как изощрённое издевательство.
Он плыл, тонул и захлебывался спёртым воздухом в море мертвецов. Вокруг ямы роились жирные чёрные мухи, и их басовитое жужжание отдавалось в ушах, как раскаты далёкого грома. Иногда ему казалось, что выплыть наверх невозможно, и он обречён вечно барахтаться здесь беспомощным котёнком, которого топит в ведре суровая кухарка. Его выворачивало ещё несколько раз, но облегчения это не приносило. Он отчётливо чувствовал, как теряет силы. С каждым движением, каждой тщетной попыткой выбраться…
Он был уже у самой поверхности, когда силы окончательно его оставили. Если бы он поднял голову, то увидел бы над собой безоблачное небо и почти полную луну, но даже на такую малость его уже не хватало. И когда чья-то слишком сильная для чела рука легко, как ребёнка, выдернула его за шиворот из моря мертвецов, он даже не стал оглядываться на своего спасителя.

Савериэн поволок его прочь от ямы. На рыхлой земле останется след от тела, но это никого не удивит: подумают, будто кто-то решил под покровом ночи забрать своего родственника и захоронить по чести. Он прошёл несколько сотен метров, умело выбирая дорогу так, чтобы никто из часовых его не увидел, и скинул Геса в неглубокий старый овражек с пологими, расползшимися краями, а затем спрыгнул туда сам. Это место было надежно укрыто от посторонних глаз и ушей, а попросту — никому не нужно.
— Вставай. Хватит с тебя.
Он стоял над своим сородичем, едва успевшим регенерировать, грязным, перемазанным в земле, зловонной протухшей крови и собственной рвоте, и опирался на его же карабин, который упёр прикладом в землю.
Первые несколько мгновений Гес просто наслаждался тем, что может свободно дышать. Воздух вокруг был всё ещё пропитан вонью трупной ямы — а может, это пахло от него самого, — но такие мелочи его уже не волновали.
Ночное небо было удивительно красивым. Пожалуй, даже физиономия нависшего над ним сородича не слишком портила картину.
— Куда вставать? Ночь ещё длинная…
— И к утру ты отойдёшь достаточно далеко от города, — невозмутимо продолжил за него Савериэн. — А дальше ты отмоешься и пойдёшь прямиком в Убежище, постигать премудрости шагистики. Ещё вопросы?
Он был почти уверен, что домой парень не отправится ни за что, а теперь ему ещё сильнее упрётся не послушаться. А если всё-таки вернётся — значит, там ему самое место.
Гес нахмурился. С одной стороны, сородич был прав: надо было убираться отсюда подальше, пока его республиканская форма не попалась кому-нибудь на глаза. Да и отмыться бы тоже не помешало. Однако с другой стороны…
— Ещё чего не хватало!
Гес рывком сел — возмущение придало сил.
— Тебе надо — ты и вали в Убежище. А мне и тут… — сказать «неплохо» язык не повернулся. Гес устало махнул рукой. — В общем, спасибо, что вытащил, конечно, и всё такое, но дальше я как-нибудь сам разберусь, куда мне идти и что там делать.
Савериэн выслушал эту тираду не моргнув глазом и нисколько не был ею впечатлён.
— Твоё мнение меня не волнует, — отчеканил он. — Встречу тебя ещё раз — оттащу в Убежище сам.
Про себя он отметил, что мало кто, только выбравшись из ямы с трупами, горел бы таким энтузиазмом снова пойти воевать. Это было похвально.
Гес равнодушно пожал плечами:
— Значит, не встретишь.
Не то чтобы он был в бешеном восторге от недавнего приключения, но возвращаться в Убежище, к бесполезным парадам и раздутым от собственной важности командирам, ни разу в жизни не видевшим смерть в лицо, казалось трусостью. Да нет, пожалуй, даже не казалось… Он не смог бы и дальше лгать себе, что безупречно отутюженный белый воротничок формы делает его военным. Не смог бы спокойно спать в казарме, зная, что при малейшей реальной угрозе Убежищу окажется так же беспомощен, как пару часов назад, когда задыхался от трупного смрада на дне ямы.
Оставался другой путь. Сложный, долгий, но, увы, единственный.
— Отдашь? Или так, подразнить принёс? — Гес кивнул в сторону карабина. Своё оружие он узнал бы в любой ситуации — по длинной царапине у дула от ножа кого-то из легионеров, по слегка подпиленному для удобства прикладу.
Прежде чем ответить, Савериэн огляделся, прислушиваясь к своим гораздо более острым, чем у чела, чувствам, а затем бросил Гесу его карабин. Партия в этой трагикомедии была почти сыграна, остался последний пассаж.
— Попробуй. Может, ты успеешь чему-нибудь научиться и не сдохнешь в следующей такой же яме. Не верю в это, но чудеса случаются.
Гес перехватил карабин поудобнее, и, опираясь на него, поднялся. Пора было уходить.
— Как тебя хоть зовут-то, сородич? — спросил он напоследок. Надо же было узнать, с кем избегать встреч.
— Савериэн, — представился асур, уже взбираясь вверх по пологому склону оврага. — Если решишь всё-таки убраться домой, можешь на меня пожаловаться. Тебя пожалеют.
Имени паренька он в ответ не спросил — оно ничего не значило.
Гес хмыкнул, отметив про себя, что имя было ему откуда-то знакомо, и побрёл в ту сторону, где, как ему казалось, протекал ручей Гранде.
Лишь дойдя до водоёма, он наконец поймал за хвост ускользавшее от него воспоминание. Отложил карабин, сел на берегу, свесив ноги в прохладную воду и с удовольствием рассмеялся. Это ж надо: столкнуться лицом к лицу с Уратайским Мясником! Вот уж повезло так повезло… Но из этого региона и впрямь лучше будет убраться. Ни к чему лишний раз искушать судьбу — раз уж она расщедрилась на второй шанс.
— Может, в Мадрид махнём, а? — обратился Гес к своей винтовке. По-испански, даже несмотря на то, что никто не мог его сейчас подслушать. — Спорю на что угодно, небо там ещё красивее…

Эпилог.

16 августа 1936 года. Бадахос, провинция Эстремадура, Испания.
«Привет тебе, Каэль!»
Изящные асурские иероглифы не предназначались для дрянной желтоватой бумаги и всегда смотрелись на ней, как картина на помойке. Впрочем, Савериэну было в целом плевать, да и писал он невидимыми чернилами.
«К этому письму приложены подробный анализ стратегической (65 страниц) и политической (154 страницы) ситуации за последний месяц.
Надеюсь, ты это читаешь, а не кладёшь в дальний ящик. Во всяком случае, я полагаю это ценным.
Я уже много раз писал тебе, что война, которая начнётся через 2-4 года, наверняка затронет Тайный Город, а это уже интересно. И полезно иметь полные сведения обо всех её возможных участниках.
Чего ждать от Испании, я пока не знаю, и излагаю лишь предположения. Но и от них может быть толк.
А так — всё ещё красивая страна. Занятные челы. Иногда мне кажется, с прошлого раза не особенно поменялись. Напоминаю себе, что у меня в руках винтовка, а не аркебуза. И хорошее вино всё ещё много проще достать, чем хороший кофе».
Савериэн отхлебнул из металлической чашки упомянутый кофе и подкрутил фитиль керосиновой лампы, чтобы светила ярче.
«Я здесь почти отдыхаю и маюсь скукой время от времени.
Да, напоследок — кое-что важное. Изловил недавно паренька из Убежища. Настоящей войны ему захотелось. Я показал».
Как себя узнал, мысленно добавил асур, но бумаге такие откровения, разумеется, доверять не стал.
«Если не приползёт назад в слезах, стоит за ним проследить. Пока ни головы, ни навыков, но пройдёт пара лет — и будет хороший боец. Только мешать ему не надо.
Здесь подходящее место. Ни артподготовки неделями, ни жёлтого тумана поутру. Пусть учится.
Понятия не имею, куда он пошёл, но говорят, все дороги ведут к столице».

@темы: творчество, фанфики, ТГ