И заодно
Writober - 1.
Хтонь семейная. Вишневый пирог.Одно из моих первых воспоминаний детства - вишневый пирог, который пекла бабушка. Для него было отведено большое блюдо в центре стола, а еще бабушка всегда накрывала его белым полотенцем - я не знал, зачем, но это было так уютно и привычно, что ни к чему спрашивать. Сквозь тонкую ткань пробивались тепло и умопомрачительных запах, и я старался как можно быстрее съесть свой обед, чтобы добраться до главного угощения. Если поторопиться - пирог будет еще горячим.
После я пытался научиться готовить, но никогда не получались у меня такое вкусное, плотное, но все же нежное тесто и такая красивая темно-золотистая корочка, да и начинка то и дело выходила жидковатой. Как я ни старался, а не постиг это особое бабушкино искусство. Старался я, впрочем, не слишком усердно - были и другие дела.
Каждый день я ждал вишневый пирог, и он все никак не надоедал мне.
читать дальшеНо время шло, и детство заканчивалось. Сначала родители перебрались жить отдельно - недалеко, всего-то на соседнюю улицу, но это все равно было для меня большой переменой. Я учился в школе и теперь ходил более короткой дорогой. А значит, пристальный родительский пригляд изрядно ослаб, и я больше времени шатался с друзьями по дворам и улицам. Я считал себя ужасно взрослым и редко вспоминал о бабушке и ее пирогах.
А вот бабушка обо мне не забывала. Каждый день она пекла свой восхитительный румяный шедевр, заворачивала в белое полотенце, аккуратно упаковывала в цветастую матерчатую сумку и относила к нам домой. Всякий раз, когда я приходил, пирог уже ждал меня. Изрядно остывший, но все такой же вкусный. А иногда я возвращался раньше, и тогда с наслаждением вонзал зубы в еще теплое тесто.
Вишневый пирог был чем-то само самой разумеющимся, неотъемлемой частью жизни, как и бабушка. Конечно, я стеснялся того, что меня, здорового лба, до сих пор кормят пирогами. Но уплетал угощение за обе щеки и, если заставал бабушку дома, непременно благодарил. Да и заходит к ней не забывал. Она всегда спрашивала, понравился ли мне пирог - и очень обижалась, буквально до слез, если я не съедал все до крошки.
С каждым годом бабушке становилось все труднее совершать короткую прогулку до нашего дома. И я, и родители отговаривали ее, убеждали, что я и без пирога обойдусь. Она огорчалась и оттого чувствовала себя хуже. Я убеждал себя, что прогулки на свежем воздухе помогают ей. И все так же с аппетитом съедал пирог, который обычно был уже давно остывшим - ведь приходить я стал позже.
Бабушки не стало за день до того, как я собирался уезжать - поступил в институт в крупном городе.
Скромные похороны, скупые слезы родственников, бессмысленно слоняющиеся соседи и какая-то малознакомая тетка, оглашающая кладбище громкими рыданиями. Мне очень хотелось, чтобы она замолчала. Бабушку было жаль, но старость - что поделать? Она вроде бы и не болела, просто взяла и тихо ушла. Грустно, но это должно было случиться.
Но у меня был уже куплен билет на поезд, к счастью - вечером. Я посидел на поминках пару часов и поехал. Кто-то из родни недовольно поворчал мне вслед, родители тихо пожелали удачи. Потом был поезд, вокзал, заселение в общежитие... Легкая грусть осталась, но я вовсе не думал о бабушке, просто не успевал. Жизнь снова изменилась стремительно и на этот раз - абсолютно полностью. Все перевернулось в один день и я был одновременно растерян и воодушевлен, я вертел головой, глазея по сторонам, путался в улицах, коридорах, кабинетах и комнатах. Утром я закинул вещи в маленькую комнату на четырех человек, а вернулся туда только поздним вечером, совершенно вымотанный.
Хотел было просто не раздеваясь рухнуть на кровать, но что-то привлекло мое внимание. Нечто одновременно родное и совершенно неуместное. Нелогичное, неправильное и невозможное. Запах. Такой привычный запах вишни и домашнего теста.
На видавшей ни одной поколение студентов тумбочке рядом с моей кроватью лежал вишневый пирог, прикрытый белым полотенцем. Край полотенца был откинут, и я видел, что пирог - во всем такой же, как пекла бабушка, - вместо сахара присыпан сверху чем-то темным, будто бы землей.
Я сидел на кровати не в силах пошевелиться и протянуть к нему руку. Зажмурился, помотал головой, затем ущипнул себя, а для верности - сильно стукнул по коленке. Пирог не исчез.
Она всегда обижалась, если я не съедал его до последней крошки. От этой мысли почему-то вспотели ладони, а кожа покрылась мурашками.